ДУЭ.
Когда Лаперуз проплывал мимо чёрного мыса, где позже светил морякам маяк «Жонкьер», он воскликнул обращаясь к спутнику:
– Мичман де ла Жонкьер, вот мыс вашего имени…
В 1852 году на Сахалине побывал лейтенант Н. К. Бошняк и обнаружил несколько выходов угля.
В 1857 году был заложен на Сахалине первый пост – Дуэ, началась добыча каменного угля для нужд русского флота.
В 1869 году с кораблей сошли на берег первые каторжане, и, если верить очевидцам, многие из них горько плакали, увидев куда они попали. Но вместе с каторжанами заливались слезами и конвойные солдаты, их охранявшие…
И если раньше в народе с ужасом произносили слова Шилка, Акатуй, Нерчинск, Якутка, так теперь на Сахалине с содроганием говорили – Дуэ, Арково, Онор, Дербинка – это названия тюрем, вокруг которых быстро разрастались людские селения.
Россия и народ русский боялись Сахалина, как чумы, и осужденные на каторгу Сахалина часто калечили себя – только бы избавиться от ссылки. В ту пору даже смертная казнь казалась более легким наказанием…
В 1881 году, недалеко от рудников Дуэ, вырос и сформировался административный центр острова – Александровск, который местные остряки прозвали «Сахалинским Парижем»…
Это цитаты из книги Пикуля «Каторга». Цитировать Чехова из его книги я не буду. Там картины ещё страшней. Хотя прочитал и её. От корки до корки. Что поделать, они видели остров таким. Мой остров другой. Вроде тот же, вроде так же и называется… Только всё зависит от того, с какой точки на него посмотреть. Да ещё и оттого кто смотрит. От человека тоже много зависит, знаете ли. Я про свой остров расскажу. И ещё о тех, с кем мне пришлось там жить и работать бок о бок. Расскажу о тех, кого, через столько лет, сохранила моя память. Итак…
Солнцем по маковку залитая улица. Стою на перекрёстке с изумлением открыв рот. Она идёт и улыбается. Белые туфли, белое платье, большие кольца серёжек, большие пряжки на туфлях, цепочка и замочек на белой, в тон, сумочке… Не знаю, было ли это настоящее золото или его имитация, но всё смотрелось потрясающе эффектно! И, что ещё поразило, так это тишина.
Нет! «Сахалинский Париж» не спал. Как же он мог спать в три часа дня? Работал порт, рыбокомбинат, другие предприятия, но здесь, в центре, стояла относительная тишина. После материковской людской суеты, зашкаливающих децибел больших и малых городов это удивляло. Все были заняты делом. И никто никуда не спешил. Вот таким был мой первый сахалинский, не казарменный, день. Солнечным и ярким. Таким и запомнился навсегда.
Я ворвался в этот мир 13 января 1948года в Москве. Десяток лет прожил на Урале. Но позже, влюбившись в остров, определил для себя две главные вехи – столица и Сахалин. Всё остальное между ними – жизнь. Жизнь, в которой были взлёты и падения, дружба и предательство, любовь и измены. Всё было, чего уж там! Но до сих пор тот, уже далёкий, яркий, солнечный сахалинский день определяет моё отношение к острову. И остался ярким кадром на цветной киноплёнке моей памяти.
Собственно, этим днём я с водителем и двумя парнями-шахтёрами, данными мне в помощники, приехали в Александровский порт за контейнером, в котором были наши со Светланой небольшие, совместно нажитые к тому времени, пожитки.
– Ты вот что, дружище! – сказал мне один из них. – Сходи-ка в магазин, возьми «черпачок» и что-нибудь перекусить. А то давно уже за обед, а мы голодные. Контейнер и без тебя погрузим.
– Да не вопрос!
Магазин был недалеко, но и не совсем близко. Когда я вернулся, то мой груз уже увязали в кузове.
– Порядок, хозяин! Можно и перехватить чего.
– Не знаю, что вы любите. Взял на свой вкус.
– Да нормально! Сыр, колбаса, хлеб, ессентуки… Подойдёт! Садимся, мужики!
Устроились на досках причала и водительский стакан пошёл по кругу. Приложился один шахтёр, второй, и потом я.
– А мне? – спросил водитель.
Я, чётко помнивший ещё с материка правила поведения шоферов, удивился:
– Так ты ж за рулём!
– А и правда! – сокрушённо сказал водитель. Вылез из кабины, сел на подножку, подмигнул и сказал утвердительно: – Теперь можно!
Все хохотнули. Но я, изумлённый, всё же спросил:
– А милиция?
– Друг мой, здесь её практически нет!
После скромного обеда рулим по горному серпантину в посёлок Дуэ. Тот знаменитый посёлок, где когда-то была первая сахалинская каторга. Светлане после техникума дали направление туда. На шахту Макарьевка. Откуда ж ей было знать, что между Южно-Сахалинском и Александровском солидное расстояние? Просто она хотела быть рядом, а по карте так оно и виделось. На целых четыре года Дуэ стал нашей постоянной точкой на карте Сахалина. Дело в том, что я служил в армии под Южно-Сахалинском. И когда она посмотрела на карту, ей наверное и показалось, что Александровск недалеко. А двенадцать километров до Дуэ – вообще не расстояние.
Откуда взялось это название посёлка? Поначалу этим вопросом не задавался. Других забот у нас со Светланой было по брови. Их приходилось решать по ходу пьесы, так как опыта семейной жизни не было абсолютно. Но от старожилов ходила легенда, что там потерпел, когда-то давным-давно, крушение французский фрегат или корвет. Всё же листнул я однажды атлас и нашёл во Франции департамент Дуэ. Поэтому, наверное, их корабль так и назывался. А те моряки, что спаслись, где-то недалеко в сопках от теперешнего посёлка, которого в то время, естественно, не было, жили в землянках. Видимо надеялись на то, что их найдут и спасут. По логике верно. Ведь знали же те, кто их отправлял, куда лежал курс парусника. Но их, утверждает легенда, не нашли. Может искали не там, не в той бухте. Кто его знает! Так они и умерли там. Один за другим. Всё? Легенда завершена? А вот и нет! Она имела продолжение. Говорят, один старый айн до конца своих дней ухаживал за могилами французов. И только, когда умер сам, тайга поглотила их печальные холмики. Правдива эта легенда или нет не мне судить. Может изначально она была другой. Но такой услышал её я. И был потрясён её мрачной красивостью.
Те времена уже давно канули в Лету. Но ведь не могло же это историческое легендарное место жить только прошлыми легендами? Как бы не так! Этот шахтёрский посёлок просто был обречён натягивать их на себя. Местные жители и не думали тогда, что их бытие с годами само превратиться в легенды.
Начнём с того, что до сорок восьмого года прошлого века на шахте Макарьевка, что стояла почти на берегу Татарского пролива, была японская концессия. Пусть шахта и была «мелкокалиберной», всего семьсот тонн угля в сутки, но уголь был такого качества, который японцы не считали зазорным добывать. А поскольку у берега было мелко, то метров на полтораста-двести в пролив выходил пирс. И уголь подавался из бункера на конвейер, и уже с него, попадал на плоскодонные плашкоуты. Потом в трюмы сухогрузов стоявших на рейде.
