Володя встретил Любушку летом, когда шёл проливной дождь. Возвращался после товарищеского футбольного матча домой, и на пустой промокшей насквозь кленовой аллее увидел девушку без зонта. С её длинных волос дождик, словно по водостокам, стекал на тротуар и вливался в большие лужи, заполонившие собой всю пешеходную дорожку. Володя, шумно топая, то есть больше хлюпая своими кроссовками по мостовой, теперь похожей на бурную реку, подбежал к Любушке.
– Девушка! Что же вы без зонтика совсем, а? Как же можно в такой-то ливень? – он вежливо вытянул вбок свою руку, раскрыв над Любушкой зонт, как будто он какой-то слуга, ведущий под дождём высокопоставленную особу, а на самом деле не зная, как незнакомка отреагирует на то, чтобы оказаться вместе под одним зонтом. Но она его тут же отругала:
– Да вы с ума сошли?! Войдите сейчас же под зонт! Хотите простудиться?
– Я подумал… вдруг вы испугаетесь… или вам будет неприятно, мы ведь еще не успели познакомиться. А я нестрашный совсем, – улыбнулся Володя, – теперь вот такой же промокший, как вы, – он показал на белокурые пряди своих волос, которые от сырости превратились в волнистые кудри. – Меня Володя зовут. Владимир. – представился он.
– Очень приятно. Люба.
– Любовь, значит, я своим зонтом от дождя спас… – скаламбурил Володя, рассмеявшись.
Девушка была очень симпатичной, миловидной, с точеной фигуркой, хрупкими плечиками и длинными музыкальными пальцами. Как потом оказалось, она училась в художке и увлекалась архитектурой. Володя влюбился с первого взгляда. Бывает же так? А Любушка, кажется, и того раньше.
Они целовались уже в день знакомства, жарко, ловя губами стекающие капли, сливаясь с этими потоками, друг другом и так уплывая вместе с рекой дождя куда-то, где уже не было прежней их жизни, в которой они не знали друг о друге совсем ничего. Куда-то, где возникший в одно мгновение жар встречи, согревал с такой мощью, которой хватило бы на всю нескончаемую жизнь, даже если бы шёл дождь, и даже если бы этот дождь не был летним дождём, и даже если бы где-то по дороге капли этого дождя замерзали, превращаясь в снежинки. Тот возникший жар способен был растопить любой холод.
Потом выглянуло солнце. А Володя и Любушка продолжали целоваться, подставляя лица настойчиво ползущим по ним горячим лучам. И зонт… они теперь брали с собой не зависимо от погоды. Потому что не было ничего лучше, чем идти в обнимку под зонтом, который в целом мире – как настоящий спасительный необитаемый остров. Остров Любушки и Владимира.
После была их свадьба, и снова шли дожди. Она выскочила за него, не сомневаясь и не раздумывая, ведь это он, её спаситель, мужчина, раскрывший над ней зонт! Хоть Любушка и очень любила дождь. Владимир был на седьмом небе от счастья. Нежная, утонченная, интеллигентная, разумная и очень добрая. О такой жене многие мужчины лишь мечтают.
Он любил её так искусно, словно ведающая всё вселенская душа сама подсказывала ему, что ей нравится, и предугадывая каждое её желание, он стремился его исполнить, а она, ответно лаская его, словно изучала его всего, как если бы встретила инопланетянина, такого привлекательного, умного, доброго, иногда совершенно ей непонятного и всё равно – неизменно привлекательного. Они замирали на какие-то секунды в предвкушении, зная, что еще мгновение, и вместе они почувствуют прилив, незабываемый, ни с чем не сравнимый всплеск всех ощущений, сродни, может быть, лишь космическому путешествию, полёту, в котором звёзды, планеты и луна вдруг оказываются так близко, будто до них не сотни световых лет, а несколько поцелуев. И растекаясь так в блаженстве мыслей и ощущений, они отдыхали, наслаждаясь каждым мигом.
– Если бы я не знала, что ты окончил институт по специальности международные отношения и даже выступаешь первоклассным переводчиком на переговорах с представителями власти на разных уровнях, я бы подумала, что вас в институте обучают тому, как украсть желанное женское сердце, спрятать его где-то там у себя… Где ты прячешь его? А ну покажи карманы? – она наигранно хмурила брови и улыбалась, а он подыгрывал ей, смущенно выворачивая пустые карманы своих лёгких, как их первое лето, льняных брюк. – … В общем я подумала бы, что вас обучают прятать сердца и согревать их не зримыми ни для кого поцелуями.
Она рисовала и рисовала его, рисовала и рисовала, так долго, что он, нервничая, начинал ходить кругами:
– Ну, что там? Что получается?
– Перестань вести себя, как беспокойный ребенок. Потерпи, мне нужно сосредоточиться. Прими душ. Он похож на дождик. – она смеялась над ним, успокаивая его пыл. А потом давала хорошенько рассмотреть своё произведение.
– Ну как? – теперь она сгорала от нетерпения в ожидании его ответа.
– Очень проникновенно! Ты гений! Ты – талант! – он подхватывал её на руки, рисунки разлетались по комнате, как бабочки, которых нечаянно спугнули пробежавшие по высокой цветущей луговой траве дети, а она, не обращая на них внимания, обхватывала его за шею, утыкаясь носом в его волосы и крепко держалась, зная, что не отпустит его никогда.
Природа, будто вторила им, уговорив весь мир подыграть, уловив их счастливые знаки и расставляя везде воодушевляющие подсказки.
– У нас под крышей ласточки гнездо свили. Я сегодня видела. Кажется, у них уже появились птенцы. Такой писк стоит. Говорят, это добрый знак.
– Кто говорит?
– Люди говорят. – она пожала плечами. – Говорят, эти птицы строят гнёзда под крышей у хороших людей, где семьи живут в любви и гармонии. А еще – что такой дом защищён от непогоды и проникновения воров.
– А я во сне видел бушующее море, волны размером с цунами, а еще огромного льва, обнимавшего свою львицу.
– Бог мой! Где ты видел льва с львицей? – впечатлилась она этим его заявлением, кажется, едва ли не больше, чем упоминанием о сновидении, в котором он видел волны размером с цунами.
– Я и сейчас вижу этих львов! Вон же! Смотри сама! – она посмотрела туда, куда он показал рукой. И в самом деле – во всю стену дома неизвестный художник красочно изобразил довольную львиную пару.
– Вот это да! – снова изумилась она.
Потом пришло время гроз. Дожди лили, не переставая, но влюбленным же и море по колено. Они гуляли по пустынным улицам и площадям, встречая редких прохожих, которые видя это сквозящее отовсюду молодое счастье, вежливо кивали им или, будто каких генералов приветствуя, приставляли руки к своим шапкам, туда, где полагается быть козырьку.
Однажды в самый разгар грозы Владимир и Любушка возвращались пешком с дачи, от бабушки. Дорога до станции шла полем, как вдруг где-то невдалеке сверкнуло так, что лягушки перестали квакать и попрятались кто куда, верно, в мутные воды любимых болот. С неба, словно ушат воды опрокинули. Хорошо, что у кромки леса стоял старый сарай. Какое счастье было вбежать туда, держась за руки, и еще не совсем отдышавшись, плюхнуться на, как специально припасенную кем-то очень предусмотрительным, мягкую солому. Дождь несколько часов мерно барабанил по деревянной покатой крыше сарая, а внутри было сухо, тепло и так маняще пахло свежее сено… Оно впивалось своими травинками в нежную Любушкину кожу, которая потом еще долго чесалась, отдавая сладкими воспоминаниями. На ферме невдалеке, как сговорившись, мычали коровы, ржали кони, и эти звуки, сливаясь со стонами, доносящимися из сарая, и шумом дождя, уносились за горизонт, туда, где земля со всеми своими реками и морями встречается с небом, становясь навечно неразлучными, навсегда едиными.
