Сухрива из Волшебного мира
Пусть будут забыты былые потери,
И неудачи былые уйдут.
А в сердце, что любяще,
Отперты двери,
А в сердце, что добро,
Тепло и уют.
И бережность, вера, надежда
И счастье. Свобода и нежность,
Любовь и душа.
И безмятежность души, безмятежность…
Как райская птица она хороша.
В одном из волшебных миров, каких много сотворено в самых разных частях необъятной Вселенной, жила девушка, красоты невероятной и силы невиданной. От природы она была наделена и ловкостью, и умом, и добрым сердцем. Звали ту девушку Сухрива.
И хоть было имя её не менее прелестно, чем его обладательница, друзья и родные чаще называли девушку не по имени, а просто «солнышко», так трепетно они относились друг к другу, так нравилось им делать друг другу приятное. А Сухрива, и вправду, чем-то напоминала солнышко, согревающее и ясное. Длинные густые её волосы спадали почти до земли и блестели на солнце так, словно в них кто-то своими руками вкрапил много-много маленьких, словно капельки утренней росы, бриллиантов. В какие бы одежды ни облачила она свой тонкий стан, всё было ей в пору, всё хорошо. Так жила Сухрива в волшебном мире, где родилась, как у Бога за пазухой, радуясь жизни, играя с тем, что предлагала ей природа, подставляя веснушчатое лицо настырным, горячим солнечным лучам, даря ему свои улыбки и свою красоту и позволяя самому солнышку, будто целовать её так, гладить по плечам, рукам и блестящим, с бриллиантовыми переливами, волосам.
Никогда горячее солнце не обжигало Сухриву, никогда не причиняло боли. Да и не могло этого произойти, ведь в мире, где жила девушка, природа чувствовала всё население, как самоё себя. Люди были для неё всё равно что родные дети, звери и птицы – братья и сёстры, реки и озёра – глаза и руки, трава и горы – волосы и широкая грудь, равнины и степи – как живот у человека. И всё дышало и звучало, и общалось как единый организм, который, точно наперёд знает, что нужно сделать, чтобы ему, то есть всему, что есть в мире, хорошо было, и никогда никого не обижает.
Так, солнце, зная свои огненные качества, всегда чувствовало, когда и для кого ему спрятаться за облачко, дарящее приятную прохладу. Так облачко знало, кому показаться пушистым комочком, а кому – большим кораблём. Так ветер набегал туда, где в воздухе давно застыла знойная взвесь. Так дождь появлялся там, где земля и растения желали утолить жажду, так тепло возвращалось к тому, кто совершенно точно верил и ждал его, как самого близкого и родного человека.
Бывало, забежит Сухрива на высокую гору, станет на краю, как на носу горы, поднятому к небу, будто она вдыхает его, неба, ароматы полной грудью, окинет взглядом родные места, наберёт такую же, точно эта гора, полную грудь воздуха и с удовольствием возблагодарит волшебный мир, в котором живёт. И так хорошо ей от этого становилось, так сладко на душе и спокойно, как какому-нибудь сладкоежке, когда он вкусного торта отведает, или как птице, поймавшей воздушный поток и воспарившей вдруг средь небесных просторов, несомой одним только дыханием лёгкого бриза, или, как цветочку, который внимательный, добрый человек полил просто так, проходя мимо, да заприметив, что земля, где тот растёт, давным-давно уже иссохлась вся, по живой воде истосковавшись.
Была у Сухривы в друзьях медведица с медвежатами одно время и даже мудрая пантера, и большой сильный тигр. Люди этого мира не боялись хищных животных, потому что тем незачем было им вредить, а животные, бывшие хищниками, не нападали на людей, потому что от них не исходило никакой опасности. Никто из людей не питался животным мясом и не убивал ради наживы. Вся пища для живых существ в достатке находилась в тех местах, где они обитали. Растения давали многочисленные, самые разнообразные плоды, самого изысканного вкуса, самых питательных свойств, самые утоляющие любой голод. Реки давали вкусную воду, самую чистую, самую насыщающую. И не было необходимости людям тратить свои силы на поиск другого пропитания, потому жили они в своё удовольствие, развивали ремёсла, таланты и умения, общались с жителями соседних миров и делились с ними знаниями и перенимали их наработки.
Время в волшебном мире текло иначе, нежели в мире обыкновенном, земном, и всё же пришла пора Сухриве задуматься о создании собственной семьи и выборе жениха. Так было заведено у них – девушка должна была определить своего любимого, словно узнать из тысячи других, почувствовать, понять, ощутить его, единственного, того, который сможет быть для неё мужем, и с кем она будет по-настоящему счастлива. Много парней засматривались на Сухриву, многие и просили её руки, многие дарили удивительные подарки, а иные и вовсе преследовали, словно азартные пираты в поисках сокровищ. Но Сухрива лишь улыбалась им, останавливая такую «мужскую охоту», словно смелая кобылица – предводительница большого табуна, что пропуская всех своих подопечных вперёд, оборачивается к незнакомцам, преграждая тем дорогу и не позволяя пройти дальше без её разрешения. И вперив в незнакомца взгляд, так стоит она некоторое время. Так и девушка, будто сердцем старается почувствовать, тот ли он, для кого она была рождена.
Но однажды, когда Сухрива бежала по полю, играя с волчатами в догонялки, она увидела в небе над полем роскошную колесницу. Колесницу вёз огромный лев, каких она еще никогда не видывала, а правил ею прекрасный молодой человек. Вьющиеся волосы его до плеч летели в такт движению воздушных потоков, на нём был расшитый сверкающими на солнце самоцветами кафтан, светлые брюки были сотканы из лёгкой струящейся ткани, а талия была украшена кушаком с замысловатым орнаментом. Так завораживающе было зрелище летящей по небу невиданной доселе, дивной колесницы со львом, и так прекрасен был правящий ею юноша, что бежавшая по полю Сухрива неожиданно для себя остановилась, засмотрелась на него, и что-то в сердце её отозвалось, будто мир вмиг краше стал, ярче и светлее, точно кто зачитанную страницу книги перевернул и показал подраставшей на свободных широких просторах волшебной страны девчонке, Сухриве, мир больший, бывший за пределами её волшебного мира. Показал и проказно, игиво, но вместе с тем, как добрый заботливый дядюшка, вкрадчиво поинтересовался: «Не этого ли ты желаешь, милая?»
Прекрасный юноша на колеснице скрылся за облаками, волчата разбежались по своим делам, а Сухрива так и стояла, рассматривая полоску в небе – след необыкновенной львиной колесницы.
С тех пор жизнь у Сухривы потекла очень странная, но очень интересная. Виделось ей, что та сторона неба, где скрылся прекрасный молодой человек на колеснице, светлее и ярче, гораздо ярче и гораздо светлее. Обладая, как и всё население этого волшебного мира, отменным зрением, она даже то и дело зарисовывала это небо вместе с той самой его стороной, где скрылась колесница, с точностью воспроизводя малейшие оттенки цвета, и относила художнику-волшебнику. И раз за разом он подтверждал её догадку. «Действительно, – заявил художник Сухриве, – небеса в том месте сияют ярче привычного, ровно в семь раз».
