Заходящее солнце не несло в себе тепла, а лишь одаривало алыми объятиями измученных странников. Тучи, уносимые сильным ветром, бурою ватой стелились у самой воды. Острые лучи тщетным усилием пытались осветить мрачный горизонт, сверкая золотыми гранями на грядах окружавшей воды. Эйстальд, сощурив глаза, провожал последний луч из свиты угасающего дня. Море волновалось, сдавив лодку со всех сторон и протяжно вздыхая, монотонно ворчало.
– Вот и не пойми теперь: то ли мы сами ищем проблемы, то ли нам без них не живется? – Гелвин смотрел вслед скрывшемуся светилу, словно ожидая от него нового рассвета.
– Нам бы дотянуть до ближайшего клочка земли, как можно ближе к Вараллианду, – скиталец не выглядел уверенным, и бальтор покосился на него.
– Но ведь дотянем, обязательно дотянем! – при этих словах Гелвин перевел взгляд на Таркеля. Придворный лежал, вытянув ноги насколько позволяло пространство скромной посудины. Весь его вид говорил о том, что совсем иначе он представлял себе героические приключения сквозь Эллрадан. Бледный, мокрый от пота и соленой воды, он вздрагивал и судорожно покусывал нижнюю губу. Его взгляд, блуждая по сторонам, не цеплялся за воздетые над ним борта, а лишь изредка задерживался на скитальце или хватался за надежный, по-отечески теплый взгляд Гелвина. И в глазах писаря старик отчетливо читал просьбу о помощи, мольбу о смягчении огнем горевшей груди, но поделать с этим он ничего не мог. Все, что от него зависело, бальтор сделал еще на берегу, и прижженная рана больше не кровоточила, но и облегчения не приносила вовсе. Опустив руку, старик накрыл холодные пальцы придворного:
– А ведь здорово ты на кинжал свой, того птенчика, прям как на вертел! – усмехнулся он сквозь мокрую бороду. – Такого головореза матерого, а уложил! Да еще и сам жив остался. Подумаешь, что с парой царапин да синяков! Как же без них то, спасителю Эллрадана!
Таркель улыбнулся и судорожно сглотнул накопившуюся мокроту. С надеждой глядя на старого бальтора, он не совсем был уверен, что после всего случившегося и в самом деле остался живой. Он даже не чувствовал никаких царапин и синяков, только пламя, бушующее в груди, которое подбиралось все ближе к горлу.
– Вот и хватит уже на мешках разлеживаться, да в плащи кутаться! Веслами никому не хочется поработать, а то ведь я и сам не прочь поваляться! – Шутки скитальца были пресными и натянутыми, но тяжелую атмосферу они кое-как разряжали.
Темнело быстро. Сизая вода становилась все гуще, будто в нее опрокинули чернила. Горизонт, притаившийся в воде и уже позабывший о ярких красках заката, охватывало сиянием вновь. Бледно-желтый свет, как край нескончаемой драпировки, понемногу наползал вверх, заслоняя собой наготу черного неба, и на его фоне, точно в театре, танцевали исполинские тени видимой границы Буревод.
– Того и гляди, промочит нас по самые уши! – сказал бальтор, всматриваясь в суматошную пляску далеких, и все же столь близких валов.
– Мокрые и так по шею, мочить больше нечего, – хмуро ответил скиталец. По его напряжению и сильным рывкам было видно, что весла, до того едва касавшиеся воды, теперь впивались в нее с жадностью и упорством.
– Слушай, Эйстальд. Ты давай шуточки свои брось! Чего это нас в сторону сносит, когда мы больше к западу собирались? Волна уж такая, что и желудок подпрыгивает, таким делом, мы прямиком к бесконечному шторму отправимся. Только вот не очень хотелось бы…
– Действительно, не хотелось бы…
Эйстальд оставил весла и с интересом стал наблюдать, как поведет себя лодка дальше. А суденышко, словно только того и дожидаясь, принялось еще сильней крениться к востоку, где неясными силуэтами вырастали вертикали Башен Изменения.
– Тьфу! – в сердцах сплюнул бальтор. – Бережком я вижу не вышло, так и морем не шибко выходит!
– Да ты, постой… Скиталец налег на весла, силой выравнивая нос лодки в нужную сторону. Волны изгибались все выше и выше. И всем троим было ясно, что плыть вдоль берега, как было задумано раньше, уже не выйдет. Их неумолимо влекло к Буреводам. Таркель, с некоторым безразличием, глядел на черное полотно ночи над головой, с мерцающими, тут и там, одинокими искорками света. А затем эти далекие, недостижимые искорки, мелкими брызгами начали осыпаться на его лицо, и тогда он сообразил – лодку заливало водой. Волны набрасывались с яростью, норовя опрокинуть суденышко и не обращая внимание на тщетные старания скитальца, хоть немного исправить ситуацию. Бальтор вцепившись в борта, невозмутимо глядел на друга.
– Если так и дальше пойдет, вернут Буреводы нас прямиком к самому берегу. Да вот только без лодки и наверняка не всех сразу…
– Я стараюсь держать ее изо всех сил! – зарычал Эйстальд. – Но нас сносит все больше в сторону башен, как бы я не налегал!
– Ох, скиталец, и почему в этой компании не заскучать? Теперь и раздумывай, что лучше: сгинуть в волнах или же попасть в передрягу похуже? Давай налегай, выжимай, что есть мочи! Башенки, я смотрю, лучатся вовсе не добро. Ни нам, да и никому живому, попадать туда не следует!
Тучи разорвали свой строй, и огромный диск золотистой луны изливал потоки света прямиком на друзей, будто насмехаясь над их жалкими попытками к бегству. И когда волны зависли над ними черными скалами, и должны были обрушиться на несчастную лодку, окружающий мир вдруг начал меняться. Бальтор, удерживая Таркеля и промокшие тюки, взглянул поверх капюшона.
– Гляди-ка, сама величество луна, разглядев своего нерадивого отпрыска, решила наконец-то вмешаться. Может статься, еще и к Убежищу нас лично сопроводит.
– Нет, луна здесь не при чем, – скиталец не смотрел вверх. – Это резонируют Башни Изменения.
И словно опровергая сказанное, бледный диск прорезал лунную дорожку сквозь нагромождение волн, успокоив водную гладь и указав отчетливый путь к башням. Утихнув столь неожиданным образом, море теперь более походило на слоеный шоколадный пирог, с ванильной посыпкой бликов на черных волнах. Перед ними отчетливо простирался путь, и никто из друзей не сомневался, куда он ведет.
– А ты говоришь, не при чем! – воскликнул бальтор. – Кому же тогда парадный вход приукрасили, коль не нам, разве только фанфар и герольда для полноты не хватает!
Разглядывая нависшую тьму небосклона, с громадной луной прямо над ними, Эйстальд молчал. Наконец взявшись за весла, сказал:
– Раз башни зовут нас и оборачивать некуда, значит…
– Не согласен! – запротестовал старик. – Ничего толком это не значит! Или ты забыл, почему они давно заброшены и отчего название свое заслужили?
