«Обратите внимание на его свирепый вид бойцового петуха; угольно-черные цыганские локоны и аристократический (не говори надменный) облик. Его невозможно не заметить, независимо от того, улыбается ли он прелестной даме или хмурится в адрес назойливого кредитора».
«Корт джорнал»
«Зарисовки повседневной жизни», 1835
Лондон
21 мая, 1835 года, четверг, раннее утро
Потаскухи знают, как устроить вечеринку! По вечерам среды, после танцев и игры в карты со сливками сливок общества в «Олмаке», наиболее мятежные натуры лондонского света стремились в совершенно иное собрание, а именно в дом Карлотты О’Нил, где к их услугам были столы с рулеткой и прочие азартные игры (а также и более пикантные развлечения с дамами полусвета, игравшими роли фрейлин нынешней королевы лондонских куртизанок).
Вполне естественно, что здесь присутствовал и Гарри Фэрфакс, граф Лонгмор.
Дом Карлотты, разумеется, был не тем местом, где отец Гарри, маркиз Уорфорд, хотел бы видеть своего двадцатисемилетнего сына и наследника, но лорд Лонгмор давно решил, что покорность родителю – самый быстрый и легкий путь к убийственной скуке.
Он нисколько не походил на отца с матерью; Гарри унаследовал не только внешность своего двоюродного дедушки лорда Николаса Фэрфакса – черные волосы, черные глаза, высокий рост и немалую физическую силу, то есть все то, что обычно приписывают пиратам, – но и талант ДЕЛАТЬ ТО, ЧЕГО НИКАК ДЕЛАТЬ НЕ ПОЛАГАЛОСЬ. И именно поэтому лорд Лонгмор оказался у Карлотты. Окутанная густым облаком духов, хозяйка почти сразу же к нему прилипла. И к сожалению, оглушила своим щебетом.
– Но вы близко знакомы с ними… – твердила она. – И вы должны рассказать нам, какова она, эта новая герцогиня Кливдон.
– Брюнетка, – обронил граф, наблюдавший за колесом рулетки. – Очень мила. Говорит, что англичанка, но ведет себя как француженка.
– Но дорогой, все это мы могли бы узнать и из «Спектакл».
«Фоксиз Морнинг Спектакл» являлась самой скандальной лондонской газетенкой, которую принципиальный маркиз Уорфорд называл омерзительным вздором, но все же читал эту газету, как, впрочем, и все остальные – начиная от лондонских шлюх и сутенеров и заканчивая королевской семьей. Гарри прекрасно знал: все, что публиковалось в прессе о новоиспеченной жене герцога Кливдона, было рассказано светловолосой сестрой дамы, мисс Софией Нуаро, известной модисткой в дневное время и главной шпионкой Тома Фокса по вечерам.
Интересно, где она сейчас? Он не видел Софию в «Олмаке», модистки, особенно те, что с французской кровью в жилах, имели столько же шансов попасть в «Олмак», сколько и он, Гарри, мог внезапно сделаться невидимкой. Однако София Нуаро обладала не только собственными способами превращения в невидимку, но и искусством появляться там, где хотела, пусть даже и в облике горничной. Именно таким образом ей удавалось снабжать скандальной информацией листок Фокса.
Тут колесо рулетки замерло, и один из игроков выругался. А девушка-крупье подвинула гору фишек в сторону Лонгмора. Тот сгреб фишки и передал их Карлотте.
– Ваш выигрыш? – спросила она. – Хотите, чтобы я сохранила его для вас?
– Не совсем, дорогая! – Граф рассмеялся. – Но сохрани в целости. Купи себе украшение или… что пожелаешь.
Выщипанные брови хозяйки приподнялись, а Гарри снова рассмеялся. Еще минуту назад он предполагал то же самое, что и Карлотта, – думал, что скоро они с ней скроются в ее спальне. Вообще-то считалось, что ее содержал лорд Корри, но тот, хоть и достаточно состоятельный, все же не был настолько энергичным, чтобы развлечь Карлотту так, как она желала.
Лонгмор же, находившийся в постоянной зависимости от выигрышей и выделяемых родителями денег, обладал и изобретательностью, и выносливостью, так что вполне оправдывал ожидания Карлотты, но сейчас он вдруг понял… вернее, даже почувствовал, что уже устал от этой женщины.
Вскоре после вышеописанной сцены с фишками Лонгмор удалился, прихватив с собой двоих друзей и двух подружек Карлотты. Они нашли наемный экипаж и после короткого спора отправились в игорный дом (с очень дурной репутацией), рядом с Сент-Джеймс-стрит – там можно было рассчитывать на хорошую драку.
Когда графу наскучила беседа в экипаже, он выглянул в окно. Минуту спустя он увидел убого одетую женщину, быстро шагавшую по тротуару с обшарпанной корзинкой в руке. И по походке, и по одежде сразу становилось ясно, что она вовсе не проститутка, коих в Лондоне было великое множество, а молоденькая служанка, спешившая на работу в столь ранний час. Причем шла она очень быстро, шла, не оглядываясь по сторонам. Внезапно выскользнувшая из переулка темная фигура схватила ее корзинку и свалила несчастную на тротуар.
Лонгмор тотчас вскочил с сиденья, открыл дверцу и выпрыгнул из экипажа на полном ходу, не слушая визга и криков своих спутников. Правда, он споткнулся, но тут же обрел равновесие и бросился в погоню за вором. Тот, оказавшийся весьма проворным, петлял и бросался из стороны в сторону; днем он легко оторвался бы от любого преследователя, но час был ранний, и Лонгмор не терял его из виду.
Граф в слепой ярости летел за вором; когда же тот заскочил в узкий двор, Лонгмор даже не подумал о возможной засаде – это просто не пришло ему в голову.
Тут вор подбежал к какой-то двери, и она чуть-чуть приоткрылась, – очевидно, обитатели жилища ждали его с добычей. Но граф все же успел добраться до негодяя – схватив того за воротник, он оттащил его от двери. Дверь немедленно захлопнулась, и Лонгмор впечатал вора в ближайшую стену. Тот мгновенно сполз на землю, уронив корзину. И, как ни странно оставался неподвижным. «Скорее всего, притворяется», – решил граф и проговорил:
