Алина Чинючина
Сказка о принце
Йарвену
Книга вторая
Пролог
Он шел по серой равнине, проваливаясь сквозь подтаявший наст. Наст был серым, и небо – серым. И серый туман клубился в призрачном и прозрачном лесу. Лес был недалеко, но как будто не здесь. А здесь – только низкие облака, серое небо и тусклый снег.
Он шел, спотыкаясь, и ни о чем не думал. Странная и забытая роскошь – ни о чем не думать. Странная легкость царила на душе в и теле. Впрочем, и тела, наверное, не было тоже. Опустив взгляд, Патрик увидел, что ноги, кажется, все-таки есть – но словно не здесь, отдельно. Они идут – и он идет. Ну и ладно.
Солнца не было. Боли не было. Ничего не было. Тишина.
Где-то далеко-далеко остались солнце, земля, друзья, отец, Вета… Вета… Мысль о ней тянула куда-то назад и вбок – но Патрик шел, потому что остановиться означало упасть. А падать он не хотел.
Вета. Солнечный луч в сером безмолвии.
Вета.
Где-то далеко, на грани слуха, раздался скулеж или вой – не разобрать. Несколько мгновений – сколько? – и его уже стало можно различить.
Патрик медленно обернулся.
… Серые тени стелились над серой равниной. Сверкали зеленые волчьи глаза, и рык опережал несущуюся к нему стаю, стремительный бег их был размеренным и неумолимым. Ближе. Ближе.
Патрик очнулся. Обернулся – и рванулся бежать вперед, к лесу, с трудом выдирая ноги из смерзшегося снега.
Он бежал – и они бежали. Они нагоняли – вот уже чувствуется позади жаркое волчье дыхание. Рычание оборвалось – значит, сейчас прыгнут…
Лес уже близко. Скорее!
Патрик бросился в сторону, в другую – словно это могло спасти его от летящей стрелы, но не от стаи волков. А потом вдруг совсем близко впереди зачернели деревья – и отчаянным прыжком он метнулся вверх, ухватился за развесистый сук и рывком забросил себя на ветку. На волосок от оскаленной волчьей пасти.
Сколько-то минуло времени. Потом Патрик осознал, что он сидит довольно высоко от земли на прочной ветви огромного дерева, поджав ноги, обхватив руками ствол, а внизу на снегу беснуется волчья стая. Небо нависало над ним, цепляясь облаками за сучья.
Волки покрутились вокруг дерева – и переглянулись. Честное же слово, переглянулись. И уселись кругом. Ждать.
Огромный волчище с черными пятнами на морде и проплешиной на боку – вожак, что ли? – поднял нос. Обнюхал ствол, обошел вокруг. Завыл. И… показалось с перепугу или же правда в вое-лае этом послышались человечьи слова?
– Ладно, слезай, – прорычал волк. – Не тронем.
Патрик поерзал, усаживаясь поудобнее. Помотал головой. Послышалось?
– Слезай, говорю, – повторил волк. – Не тронем.
– Нет уж, спасибо, – пробормотал Патрик. – Мне и здесь хорошо.
– Замерзнешь, – фыркнул волк.
– Тебе-то что?
– Мне-то ничего. А ты сюда что, замерзать пришел? Да слезай. Если уж мы тебя не догнали, то все, шабаш. Ходи теперь свободно.
– Это где ж такие правила? – прищурился Патрик.
– Ну и дурак, – непонятно высказался волк. – А я тебе еще раз говорю: раз сумел убежать, то все. Можешь приходить сюда в любое время. Не тронем. Ты теперь здесь свой.
Он коротко рыкнул – и стая, поднявшись, выстроилась в цепочку и потрусила куда-то в туман. Минута, другая – тишина, ничем не нарушаемая, давала понять, что все это ему причудилось. И волчьи следы на снегу – тоже.
– Ну, спасибо, – пробормотал Патрик, спрыгивая с дерева. – Буду знать.
И что дальше? Где он вообще?
Снег скрипел под ногами. Деревья росли довольно густо, но пока недостаточно для настоящего леса. Странно, здесь совсем не холодно. Патрик машинально наклонился, зачерпнул горсть снега, кинул в рот. Поморщился.
А потом вдалеке замерцал огонек, и Патрик пошел в ту сторону. Просто потому, что ему было все равно. Успел еще подумать – как в сказке. Кого я встречу здесь? Братьев-месяцев?
Вокруг маленького костра на лесной поляне и вправду сидели – только не двенадцать, как в сказке, а лишь трое. И Патрик остановился, словно с размаху налетел на стену. А потом подумал – наверное, так и должно быть. Ведь я… умер?
Они смотрели на него. Молчали. Тянули к костру руки, сидели, поджав ноги, прямо на снегу – и смотрели. Так, словно никогда прежде не видели. Удивленно? Обрадованно? Недовольно?
– Еще один, – буркнул Джар. – Только тебя здесь не хватало.
– Зачем ты пришел? – без улыбки, но ласково спросил Ян.
Патрик ошеломленно молчал.
Может, это и правда была смерть. А может, и нет. По крайней мере, он чувствовал, как колотится – живое! – его сердце, как заливает душу радость и вина. Теперь они никогда не расстанутся.
– Где отец? – спросил он глупо, не зная, что сказать.
– Там, – Джар мотнул головой куда-то в сторону. – У них свой костер. А мы уж так… по-простому.
Патрик сделал шаг навстречу. Провалился в сугроб едва не по колено.
– Чего пришел-то? – повторил Джар.
Магда смотрела на него темными глазами и молчала.
– Не знаю, – честно ответил Патрик.
– Не знает он, – фыркнул Джар. – А раз не знаешь, так гуляй обратно.
– Куда? – растерянно пробормотал он.
– Иди назад, – негромко проговорил Ян. – Тебе рано сюда.
Патрик молчал.
Магда поднялась с земли – легко, гибко – подошла к нему. Коснулась ладонью его груди, поправила разорванный ворот рубашки, провела пальцами по дырам на ткани, оставшимся от клинков солдат.
– Иди, – сказала тихо и ласково. – Тебе сюда не надо.
– Я умер, – так же тихо ответил принц.
– Нет, – сказал Ян. – Ты будешь жить.
– Почему?
– Потому что мы так решили, – просто ответила Магда. – И попросили.
– Зачем?!
Они засмеялись – ласково, совсем не обидно, словно взрослые на неразумные слова маленького ребенка. Джар кинул в костер сухую ветку.
– Потому что иначе мы умерли зря, – ответил ему Ян.
«Возьмите меня к себе», – хотел сказать Патрик – и не смог. Губы свело – морозом или судорогой, кто знает….
– Обязательно возьмем, – ласково ответила Магда. – Только не сейчас. Позже.
Часть первая
Живой
Рядовой пятой роты Особого полка Жан Вельен сидел в кабаке. Собственно, в этом не было ничего особенного – он часто сидел в кабаке. Но если бы кто-нибудь из друзей увидел его сегодня, то непременно решил бы, что Жан свихнулся.
Большая кружка с крепким пивом, стоящая перед ним на столе, была на три четверти полной. Не пилось сегодня Жану в удовольствие. Обычно таких кружек, вмещавших в себя две «нормальных», для обычных людей, входило в Жана от трех до пяти – смотря по обстоятельствам. Нет, если, конечно, завтра в наряд, то он и некрепким мог ограничиться… двумя кружками, например. Но не меньше. Это уже – предел, после которого он сам себя уважать перестанет. Да и его уважать перестанут – в их роте меньше не пили… ну, разве что задохлик Луи, но тому сам Бог велел не пить, после такого-то ранения.
Впрочем, Бог с ним, с Луи. Жан был мрачен. Он думал.
