Костер почти прогорел.
Вокруг собрались люди серьезные, вдумчивые. Прошла первая неделя занятий, наступили выходные и как-то спонтанно все решили собраться и познакомиться.
Прозвища – прозвищами, но надо немного узнать и остальное.
Мясом для шашлыка никто не озаботился. Но кто-то принес пиво.
Кто-то – хлеб. Картошка пеклась под углями, в большой миске оказался салат.
Борода отломил кусок хлеба и передал по кругу. Малина взяла, тоже оторвала, щедро посыпала солью.
Сибиряк отломил, передал дальше. Достал из миски с салатом кусок огурца, положил на хлеб.
Батон шел по кругу медленно, торжественно. Творился ритуал.
Следом за батоном по кругу пошла пластиковая бутылка с пивом.
Когда она дошла до Малины, та понюхала и поморщилась.
– Ну, извини, – сказал Борода. – Тут за приличным пивом надо аж до города ехать.
– Не против? – спросила Малина и не дожидаясь ответа принялась водить руками над бутылкой. Потом понюхала, кивнула, отхлебнула. Передала дальше.
Сибиряк принял, понюхал, попробовал. Улыбнулся.
– Вот это нужная магия! – сказал он и передал бутылку.
– Да, ерунда, – ответила Малина. – Проф говорит, все прекрасно, но с таким умением мне в полевые работники никуда. На молекулярном уровне я телекинез могу, а выше – не цепляю. Не понимаю чего-то.
– А ты хотела в полевые работники? – спросил Ежик.
– Теперь уже не знаю, – ответила Малина. – Начальник моей лаборатории очень хотел всех выгнать в полевую работу, над моей способностью смеялся… А потом оказалось, что он плясал под дудку демона. Нашу лабораторию всю разогнали, долго проверяли… Я и ляпнула на разговоре, что, мол, хочу в полевую работу. Меня сюда направили. Поучиться.
– Но ведь уникальное же умение – воскликнул Трубач. – Управление процессами на молекулярном уровне – это какой простор…
– Да не, – возразила Малина. – Простор, конечно, но делать-то могу только я. И только прикосновением. А значит, ни о какой технологии на основе этого речи не идет – только о лабораторных экспериментах. И то с сильными ограничениям.
Помолчали.
Бутылка вернулась к Бороде, тот тоже попробовал.
– И все же, хороший талант, – сказал он.
– Хороший, – согласилась Малина. – Я ж не жалуюсь. Ограниченный, но неплохой.
– У всех ограниченные, – сказала Рыба. – Я вот смотрю на вещи, и не знаю порой, на что смотрю. А то, иной раз, глянешь не на то и не так, и только успевай ноги уносить!
Помолчали.
– Ясновидение? – спросил Ежик.
– Если б ясно… – вздохнула Рыба.
Снова помолчали.
– Я смотрю, все уже начали знакомиться, – сказал Борода. – А мы ведь для этого и собрались.
– А я думал, мы посплетничать о преподах хотели, – улыбнулся Ежик.
– А чего о них сплетничать? – сказала Рыба.
– Ну, тебе виднее, – ответила Берёза.
Снова помолчали.
– Ладно, – сказал Борода. – Начну с себя.
Он палкой выкопал из углей картофелину и оставил рядом на земле – немного остыть.
– Я уголовник, – сказал он. – Убийца и насильник. Немного шаман, оборотень-волк.
Он замолчал, ожидая реакции.
– А еще любитель трепаться и шокировать людей, – проворчала Рыба.
Борода расхохотался.
– Ясновидящую не обманешь, – сказал он. – Но я и правда сидел по этим статьям. Вот, как вышло…
***
Парень смотрел на тело и пытался понять, что это такое. Разум не хотел принимать случившегося, отвергал его.
Конечно, это было вовсе не тело. Манекен. Кукла.
Кукла, похожая на человека… Потерянная в лесу, пролежавшая там два дня… и теперь черви копошились в кукольном теле…
Парень поднял голову и посмотрел по сторонам. Удивился, тому, что солнце продолжает светить. Удивился, что в собственной душе нет ни горя, ни слез – только оглушенность. Отстраненное ощущение неправильности.
И запах – сквозь отвратительную вонь гниющего тела пробивался запах цветов. Совсем слабый, едва заметный. Но парень знал, что его нюх не ошибается – цветы были здесь. Не здешние, странные… неправильные.
Он вернулся в деревню, рассказал он находке. Люди сходили в лес, принесли тело Маринки. Вызвали полицию, позвали попа.
Парень сидел в своем доме и слушал.
Внутри себя он слышал тишину, вокруг – суету.
Все говорили, удивлялись, мол, как могла Маринка заблудиться в лесу, знакомом с детства. Как она умерла – ведь никаких ран не было, кроме тех, что оставили звери, добравшиеся до тела уже после смерти.
Слышал и то, что бормотали шепотом – мол, ведьма-ведьма-ведьма извела Маринку. Слишком, мол, красивая была Маринка, ведьма позавидовала… а может, сказала что-то не то… а может… а может…
Поздно вечером парень пришел к попу.
“Не вздумай! – сказал поп. – Грех это! Да и сам сгинешь! Оставь полиции, это ее дело.”
“Но ведь полиция не спросит с ведьмы, – ответил парень. – Следов нет, свидетелей нет.”
И поп вздохнул. Сказал об испытаниях, что посылает Господь.
Парень промолчал.
Ведьма жила на окраине. Была она теткой лет тридцати, красивой и горластой. И от нее нестерпимо пахло теми цветами.
Ведьма только посмотрела на парня и стала смеяться. Ведьма взмахнула руками, и парень повиновался ее жесту – вошел вслед за нею в дом. Разделся.
Ведьма пила парня, как воду, трахала его и пила… но внутри что-то оставалось. Что-то внутри смотрело на все это со стороны и шептало: “жди… еще жди…”
Ведьма говорила, что положит парня в другое место, но потом, когда его найдут, то пусть похоронят рядом с Маринкой. Что парень сам уйдет потом в лес и ляжет там, где она скажет.
А потом ведьма на мгновение отвернулась – прическу поправила, и что-то внутри сказало: “Сейчас!”
И ведьма умерла.
Парень сломал ей шею.
И уснул там же – слишком много выпила из него ведьма.
Так их и нашли на другой день – голого парня и голую тетку со сломанной шеей.
***
– В тюрьме уже, – рассказывал Борода, – вызвали меня к начальнику, а там посторонний какой-то мужик. Поговорили с ним, он меня и забрал. Поучил немного тому-другому, научил через ножик кувыркаться. Сказал, мол, способности у меня большие, только надо уметь ими воспользоваться.
Он поднял картофелину, о которой забыл во время рассказа и стал чистить.
– И то, что Маринка мне чужая была, – сказал Борода, – тот мужик за хорошее посчитал. Мол, я не ради мести, не ради любви ведьму убил, а за справедливость. А я не люблю таких слов красивых, но, мать-его, по другому и не скажешь, вроде. Нехрен ведьме просто ради прихоти людей убивать. Так и привел меня сюда. Поучишься, мол, немного, и станешь оперативником. Работать станешь, чтоб всякие уроды-колдуны, что из-за чар своих поверили, что ничего им не будет…
Он остановился, понял, что разгорячился. Помолчал.
Закончил:
– Да что говорить… и так все понятно. Соль подайте, у кого она там…
Взял тарелочку с солью, макнул картофелину, стал есть.
Сибиряк сунул ему в руку бутылку. Борода благодарно кивнул, выпил.