1. Аннотация
«Сказка – ложь, да в ней намек» – твердили в конце каждой истории со счастливым концом, но что-то мой «намек» затянулся, счастливый конец только снится, а эта сказка уже не ложь, а явь. И теперь я, некогда перспективная аспирантка на длинных шпильках и с красной помадой на губах, бледная, растрепанная, грязная нечисть сказочного царства-государства.
Я русалка. И не та, которая с рыбьим хвостом, роскошным бюстом и принцем в придачу, а та, которая с ногами, в безразмерной, полупрозрачной рубахе и с длиннющими волосами. Теперь мне полагается томно вздыхать, воровать пряжу и молоко у селянок, расчесывать дни напролет волосы гребнем да топить местных пастушков-дурачков. И если первое – категоричное «нет», то от последнего я бы не отказалась… особенно когда «дурачком» оказался мой бывший студент, которому в этой сказке была уготована роль княжича!
Да как так получилось?! Почему я – нежить, а он – сын князя? Требую пересмотра сценария!
В тексте есть:
Попаданка – русалка без хвоста да стерва по жизни
Попаданец – находчивый княжич да временами дурень
Сказка – ложь, но где-то должен быть намек
Юмор да стеб
2. 0. О том, как я студента топила
На моих глазах творилось страшное. Убийство человека. Моего студента.
И не то, чтобы я никогда не желала ему умереть самым ужасным образом за сорванные пары и поруганные нервы, но уж точно не думала, что это произойдет на моих глазах и я сама буду в этом участвовать.
Лохматые, грязные существа бегали по кругу и радостно улюлюкали. Освещали их только луна с неба и издали огонь от костров, за которыми толпились люди. Мужчины, женщины и, что самое невероятное, дети. Они стояли и смотрели на происходящее, но ничего не предпринимали. Старухи утирали мокрые глаза платками, мужики поджимали губы и нервно теребили бороды, матери обнимали детей и пытались закрыть им глаза и уши руками.
Я стояла в стороне от праздника нечисти и округлившимися от ужаса глазами наблюдала за тем, как Богдана Богатырева, который еще несколько дней назад перечил мне с задней парты, толкают и дергают из стороны в сторону за веревки, которыми связаны его руки и которыми опутано его тело. Он с ссадинами на лбу и щеке, в порванной рубахе и грязных штанах что-то орет, пытаясь то ли оправдаться, то ли договориться и беспомощно постоянно смотрит в мою сторону.
Я не слышу, что он говорит из-за звона в ушах. Я в шоке, в ужасе.
Его толкают к озеру, там на мелководье уже радостно плещутся девушки в белых рубахах и с распущенными, позеленевшими от водорослей волосами. Они заливисто смеются и брызжут водой друг на друга.
Мне следовало бы быть вместе с ними, потому что на мне теперь нет ни дорогих, брендовых вещичек, купленных красавицей мамой, ни машины, ни денег богатого папы. Из одежды у меня теперь имеется только свободная рубаха из грубой, колючей ткани да венок из цветов на голове, которым меня украсили накануне «праздника». Мои волосы теперь не опрятные, ухоженные тонной средств в дорогущих салонах красоты, они теперь просто длинные, грязные и пока еще светло-русые, но если я еще несколько раз искупаюсь или переночую на траве, тоже приобретут зеленоватый оттенок. Я теперь одна из этих веселящихся в воде девушек-русалок с бледной кожей и холодными, мертвыми сердцами.
– Ангелина! – Богдан кричит мне, видимо, отчаявшись докричаться до кого-то еще. Я вздрагиваю и отступаю.
Я не просто не одобряю того, что происходит, но и порицаю. Я не могу понять смысла жертвоприношения даже в новом сказочном образе, не говоря уже об основах своего воспитания в двадцать первом веке. Но мне страшно. Очень страшно.
Я не понимаю, где я, что происходит и как мне выбраться отсюда. Что уж говорить о помощи Богатыреву? Да меня парализует страх, когда я смотрю на человекоподобную корягу, оживший куст, или старичка – то ли гнома, то ли грибка.
– Геля! – отчаяннее кричит он, когда его ноги утопают в мокром песке на берегу.
Я делаю еще один шаг назад и замираю. Кажется, кроме меня никто в этом сказочном царстве-государстве не понимает, что он говорит, как и не понимает, что «Геля» – это имя. Еще бы. Здесь, наверное, только Марфы да Настасьи на слуху.
Я слышу смех, улюлюканье, странные песни кто во что горазд, без музыки, жалобные стоны и плач со стороны людей, когда сквозь этот гвалт, вакханалию до меня доносится отчаянный ор Богдана, который упирается ногами, не желая заходить в воду:
– Я готов жениться, чтобы доказать, что пришел с миром!
Вокруг все затихает. Русалки резко прекратили смеяться, кустики и грибочки – ворчать, остальные нелюди тоже замерли, даже люди, кажется, притихли. Натяжение веревок, похоже, ослабло, потому что Богдан сделал шаг назад от воды и выпрямился.
– Я восьмой сын князя Залесья!
– Сын колдуньи! От него ее волшбой так и разит! – возмущенно закричала старуха в лохмотьях и с бородавками на лице, указывая на Богатырева. – Утопить!
– Утопить! Утопить! – поддержали ее звонкими перешептываниями русалки.
Кто-то из них дернул веревки, потому что Богдан пошатнулся вперед, но устоял и вернулся на прежнее место.
– Нет! Я сын князя! Моя семья подтвердит это!
– Врет! Не слушайте его! Топите!
– Я не вру-у! – заголосил Богдан, когда его снова толкнули вперед. – Мой отец выжжет весь лес, иссушит озеро, когда узнает, что вы сделали! – он так отчаянно орал, что у меня спина мурашками покрылась. И похоже не только у меня, но и у нечисти, потому что они снова притихли и принялись переглядываться. Это приободрило Богдана, и он снова затараторил: – Я сын князя. Он уже мчится сюда и не дай бог… боги, – кажется, оговорился он и тут же поправился, – найдет меня мертвым! Он сожжет здесь все!
– Неправда! Князь врал нам! Он сын колдуньи! Древняя дань не уплачена! Люди нас обманули! – снова заголосила старуха, однако слова Богдана, похоже, не на шутку напугали нечисть, потому что они не продолжали веселье, а беспомощно переглядывались. – Колдунья спрятала его в иномирье! А нам заявили, что он умер! Но боги вернули все на свои места!
– Я был не в иномирье, а в… Лукоморье.
Мои брови взметнулись к линии волос то ли от восхищения, то ли все от того же шока.
– Странное какое-то княжество… никогда о таком не слыхивал… – проскрежетал пенек недалеко от бабки.
А вот я похоже слышала. И, скорее всего, оттуда же откуда и Богатырев. От великого и гениального Александра Сергеевича.
– Это дальнее княжество, – не растерялся мой находчивый студент и еще изобразил оскорбление на лице оттого, что ему не поверили. – Там мой дядька заправляет… я на учебу ездил… и вот по пути домой оказался обвинен не пойми в чем…
– Волшбой от него разит! Не человек он! – продолжала настаивать старуха. – Топить его надо. От греха подальше…