ПАВЕЛ
«Сладкие булочки».
Я скептически кривлю губы, разглядывая вывеску, раскачивающуюся на холодном осеннем ветру. Фасад здания именно такой, каким я себе представлял, размышляя о внешнем облике кондитерской, управляемой двумя женщинами ― некими Владой и Вероникой. С легкой потертостью и винтажными деревянными табличками. Выделиться на фоне современных бетонных высоток у дамочек получилось.
Отец все уши прожужжал об этом месте. Любимая кондитерская его пассии, все дела. Долго думать над презентом к случаю знакомства с будущей мачехой не пришлось. Куплю ей конфет, а к ним ― роскошный букет цветов, очаровательно поулыбаюсь вечерок и вряд ли больше с ней увижусь. В свои шестьдесят папа тот еще ловелас, как оказалось.
Задерживаю внимание на ниспадающем каскаде искусственной сирени с балкона прямо над главным входом в магазин.
«Просто прихватить парочку лакомств. Зайти и выйти», — говорю я себе, засовывая руки в карманы, и перехожу улицу.
«Сладкие булочки» уже издалека заставляют меня нервничать. Обычно я избегаю таких мест, всецело отдаю предпочтение офису и барам, где в основном происходят свидания с женщинами. Начинается зуд от желания испортить все чистое и непорочное.
Например, ее.
Взглядом скольжу к большой витрине, мимо винтажного винилового логотипа, приклеенного к стеклу. Смотрю на большой, декорированный мрамором стол, у которого стоит молодая женщина с большой металлической миской в руках. Каштановые волосы собраны в небрежный пучок, а выбившиеся прядки обрамляют миловидное лицо сияющим ореолом, который являет собой иллюзию флуоресцентного света позади нее. Из-под коротенького, гофрированного фартука показываются длинные, стройные ноги. Крошечные черные шорты плотно облегают попку.
Я чувствую, как у меня отвисает челюсть, а в голове мощным зарядом выстреливает мысль прямо в пах: «Хочу!». Эту красотку. Ее попку.
Я топчусь на тротуаре, безбожно околдованный этой леди. Наблюдаю, как она выливает тягучее содержимое миски на плиту. Шатенка передвигается по территории кухни с уверенной грацией. Сосредоточена на своей работе, и это… короче, не описать словами, как видок завораживает.
Она ловко управляется с двумя металлическими лопатками; постукиваем ими по мраморной поверхности по бокам от встроенных сенсорных конфорок, прежде чем наклониться над столом и приступить к сглаживанию и быстрому складыванию запекающейся смеси.
Впервые я так увлекся процессом готовки.
И мог бы смотреть еще вечность. Особенно, когда девушка наклоняется вперед сильнее, пытаясь дотянуться до цветной кондитерской помадки. У меня текут слюни. Из-под фартука виднеется V-образный вырез, ткань сдвигается на пару сантиметров, позволяя мне разглядеть соблазнительные выпуклости и лиловое кружево бюстгальтера.
Несмотря на промозглый сентябрьский ветер, пробирающийся за шиворот джинсовой рубашки, я чувствую, как под слоями одежды блуждает жар.
Мне приходится прервать созерцание женской груди и напомнить себе о необходимости двигаться. Зайти внутрь магазина, сделать покупку и уйти. Заглянуть сюда снова, допустим, завтра и пофлиртовать с красоткой.
Я делаю затяжной шаг к входной двери и улавливаю боковым зрением, как женщина проводит рукой по лбу, убирая выбившийся локон. И наши взгляды встречаются. На секунду буквально. Нежные, оливкового оттенка щеки заливаются румянцем, распространяясь на скулы, и ниже… Не могу оторваться от нее. Голову заполоняют фантазии, развратные и дерзкие.
Стою и пялюсь на работницу «Сладких булочек», представляя нас на одном из столов, не смущаясь детей, потягивающих лимонад и выпрашивающих у родителей сладости.
Я касаюсь горла. Воротник рубашки обхватывает шею подобно удавке. Петля накатившего возбуждения затягивается сильнее с каждым моим шагом. Над дверью в магазине звенит «музыка ветра», заставляя мои греховные мечты разбиться вдребезги. Я растеряно отодвигаюсь в сторону, пропуская отца с сыном, у которого в руках большая коробка с лакомствами, а на лице ― широченная квадратная улыбка.
Захожу, наконец, внутрь и попадаю в какой-то мятно-зеленый рай. Милые круглые столики с замысловатой резьбой, мягкие стулья и много цветов. Воздух наполнен запахами ванили, корицы и шоколада. Царит приятная атмосфера: теплая, манящая, невинная, от которой у меня по коже бегут слабые мурашки.
Мельком опускаю глаза к наручным часам. Осталось пятнадцать минут до закрытия кондитерской. Возможно, успею попросить у милашки-кондитерши номер сегодня.
Я миную зал и подхожу к прилавку с кассовым аппаратом. Собираюсь нажать на звонок и заявить о своем намерении сделать заказ, но за мгновение до того, как успеваю опустить указательный палец на настольный колокольчик, по ту сторону прилавка дергается шторка, и из служебного помещения выплывает она.
Мое сердце вдруг подскакивает к горлу и начинает яростно пульсировать в области яремной впадинки.
Крупные волны оттенка горького шоколада струятся и блестят на свету, когда красавица перекидывает их с одного плеча на другое.
Я напяливаю на лицо дежурную кокетливую улыбку и приветливо салютую ей пальцами.
― Привет.
Ловлю застывший взор и озадачиваюсь резкой сменой ее мимики. Смотрит так пристально и изумленно, словно видит перед собой призрака.
― Паша?.. ― произносит тихо, почти шепотом, словно боится рассеять образ призрака. Выпутывает пальчики (на которых, кстати, не наблюдаю обручального колечка) из своих мягких на вид, темных прядей, опуская руки безвольно висеть вдоль тела.
Вот так сюрприз.
Как же меня угораздило забыть о знакомстве с такой красоткой?
ВЛАДА
Так сразу и не сказать, какое количество раз я воображала нашу встречу. Больше сотни, знаю наверняка. Поначалу даже вела точный подсчет попыткам возобновить связь с Павлом Жаровым. Он ― отец моей семилетней Леры. Исчез со всех радаров после того, как обрюхатил меня.
Было достаточно времени в запасе, чтобы протаскать его имя через все круги ада. От ненависти, презрения ― к равнодушию и смирению.
Я повторяю про себя, что должна шевелиться, а не стоять истуканом и зариться, вылупив глаза, на повзрослевшую версию мажористого сопляка, на пьяные лестные речи которого повелась когда-то, будучи юной и глупой студенткой-первокурсницей.
Возмужавший Жаров лыбится в тридцать два зуба, терпеливо ожидая, когда я избавлюсь от оков оцепенения и подойду, наконец, к нему.
Он здесь, чтобы сделать покупку и свалить восвояси.
Он не знает о Лере.
И меня, судя по масленому, жадному взгляду, остановившемуся на вырезе боди, не узнает. Иначе бы мигом засверкал пятками отсюда. Подальше от ошибки прошлого. Подальше от ответственности.
