1. Пролог
Полная аннотация:
Марика Солдан с самого детства была завербована секретной российской спецслужбой. И сейчас она одна из лучших и опасных агентов. Изо дня в день девушка меняет имена, цвет волос, внешность, соблазняет мужчин, рискует жизнью во благо страны, не щадя себя, считая, что в смерти своих родителей повинна только она, но в одночасье все меняется. Некто отчаянно пытается убить ее.
Да и час от часу становится нелегче, когда в разгар своего отпуска, Марика знакомится с таинственным соблазнительным мужчиной, перевернувшим ее жизнь с ног на голову. Теперь появилось еще больше вопросов, и один из них: а была ли она повинна в смерти родителей, или всю ее жизнь ей лгали, стараясь удержать на секретной службе? Готова ли Марика рискнуть в последний раз своей жизнью ради любви к мужчине, работающего на вражескую секретную организацию, и наконец-то узнать истинную историю своей жизни?.. Ведь один неверный шаг – ликвидация…
Пролог
Пару часов после взрыва коттеджа Марики
Марика скрутила листок бумаги и подожгла, любуясь, как в неярком свете закатного солнца обжигающие языки пламени принялись танцевать и ласкать друг друга. Она наблюдала, как от свертка отлетали тлеющие хлопья, стремящиеся ввысь и кружащиеся в потоке горячего воздуха, пока вовсе не исчезали.
Огонь одна из самых страшных, но и самых красивых и завораживающих стихий. Она всегда затягивала разум в свой мир, не давая шанса вырваться из жгучего плена, заставляя сердце подчиняться и биться ровно в такт шуршания огня. И когда солнце скроется за горизонтом, пламя не позволит тьме завладеть этим крошечным уголком мира, стоит последнему лучику исчезнуть, а ночи накрыть землю черным покрывалом.
Марика взглянула на догорающую бумагу и разлетающийся по сторонам пепел. В ее черных бездонных зрачках отражалось бушующее пламя, а глаза щипало от непролитых слез. Сердце сжималось от пережитого страха, отчаяния, боли, но несмотря на настоящий ураган внутри, девушка выглядела хладнокровной.
– Черт… – последний рывок пламени, и оставшийся клочок белоснежной бумаги вспыхнул у основания, обжигая жгучей болью кончики пальцев.
Почему все красивое бесследно исчезает, причиняя невыносимую боль? И как можно одновременно панически бояться и любить это зарождающее огненное волшебство?
– И долго ты еще будешь жечь бумагу? Ужасно воняет по всей квартире! – как только последние искорки погасли, на комнату опустился сумрак, оставляя за собой привкус воспоминания ядовитого пламени на губах, заставляя Марику вернуться на много-много лет назад, причиняя нестерпимую боль, сдавливая тисками грудь.
Пятнадцатое мая… Почему его нельзя вычеркнуть из жизни и календаря? Почему? Этот день каждый год преследует ее по пятам, возвращая в события прошлого. И сколько бы лет не прошло, в груди жгло так же, как в тот день. Казалось, даже смертельная рана не причиняла столько боли, сколько ее воспоминания о той ночи. Марика плохо помнила с точностью все события, людей, а часть воспоминаний ее мозг напрочь заблокировал, да и ей было всего четыре года, но это не мешало ей помнить ту боль утраты, когда она осознала, что ее родители мертвы…
– Ты оглохла? – рявкнула девушка.
– Нет, – отчеканила Марика. – Уйди и выключи свет, глаза режет.
– Ничего, сейчас привыкнут, – подойдя к окну, Карина приподнялась на носочки и открыла окно. – Надо так надымить. Не у себя дома! – нервно махая руками, она пытаясь прогнать запах дыма и пепла.
– Не волнуйся, скоро ты избавишься от моего присутствия. Осталось совсем недолго, – дотянувшись до оружия, Марика крепко сжала его в руках и поместила за поясом. – Совсем скоро.
***
Два дня спустя
Мертвая тишина, витающая в воздухе, прекратила свое существования, когда мужской слегка хрипловатый голос разломил ее надвое.
– И что ты хочешь мне сказать? – мужчина лет сорока пяти, одетый в строгий черный костюм, нервно покручивал карандаш в руке и прожигал суровым взглядом своего собеседника.
– Вадим, я хочу сказать, что это уже перебор. Я все понимаю, – произнес Илья. – Есть необходимые меры, но не так жестоко. Она еще девчонка.
– Ей двадцать пять, она уже далеко не девчонка, и к тому же, проблемы на жизненном пути укрепляют дух человека и прививают желание жить, бороться и думать не сердцем и эмоциями, а мозгами, – расчетливо ответил Вадим.
– Иногда, у меня создается впечатление, что ты из нее хочешь сделать робота или машину для убийств. А ты не боишься, что она просто свихнется и придет по твою душу?
– Так, – хлопнув кулаком по столу, Вадим слегка подался вперед, нависая над столом. – Илья, я нанимал психолога для моих агентов, а не для чтения мне нотаций. Ты понял? Ведь ты не хочешь ослушаться моего приказа, ведь знаешь, что бывает в таких случаях.
– Ликвидация, – тихо произнес Илья.
– Вот и молодец, тогда не забывай свое место. Ты сам подписал договор, – повернувшись к стене, Вадин отодвинул картину на девяносто градусов. Взгляду Ильи открылась металлическая дверца сейфа. Вадим набрал нужную комбинацию цифр на сенсорной панели. После щелчка, тяжелая железная дверь медленно открылась, и мужчина вытащил нужные документы. Развернувшись в кресле к своему оппоненту, он швырнул кипу бумаг, разлетевшихся в разные стороны по поверхности стола. – Можешь взглянуть на свою подпись в документах, может тогда к тебе вернется здравый смысл, и ты вспомнишь, для чего находишься в структуре.
– Мне не нужны эти бумаги. – Илья с призрением посмотрел на белоснежные бумаги, где почти на каждой была выведена его каллиграфическая подпись. – Вадим, я волнуюсь за Марику. Она одна из самых молодых сотрудников в отделе, ей и так несладко, а ты усугубляешь ситуацию, испытывая ее на прочность. Дай ей отдохнуть. Пусть она куда-нибудь улетит, сменить обстановку. Это я тебе говорю как психолог, занимающийся твоими сотрудниками.
– Я подумаю, – сухо ответил Вадим и жестом указал на дверь.
***
Как пережить все, что происходило вокруг? Наверное, обычный человек просто не смог бы этого сделать, он просто бы свихнулся… Хотя… скорее бы умер от раздирающей его боли.
– Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь… – мышцы рук беспощадно ныли от усталости и отсутствия регулярных тренировок в последнее время, – двадцать восемь... – перехватив перекладину в другом месте, Марика еще раз подтянулась, – двадцать девять... черт, – выдохнула она. Каждое последующее подтягивание давалось с большим трудом. Руки дрожали от изнеможения. Легкая испарина покрывала обнаженные участки тела, поблескивая в свете ламп. Пульс зашкаливал, а в ушах стоял беспорядочный шум недавней стрельбы в тире и собственное гулкое сердцебиения.
