ГЛАВА 1
«О-Ити» означало просто «первая дочь». Это пошло еще с тех времен, когда девочек принято было называть по порядку рождения, даже в благородных семьях. Она родилась третьей и младшей дочерью в доме Такамацу - и, однако же, получила такое имя.
Родители О-Ити, Такамацу Юки и его первая госпожа, оку-сан(1), были людьми просвещенными и начитанными в старинных хрониках. Свою последнюю дочь они назвали «первой» в честь знаменитой дамы из рода Ода, жившей в конце периода Сэнгоку(2) - или, если измерять время по-западному, в конце шестнадцатого века. О-Ити, или же Оити, блестяще интриговала во время кровавой борьбы за наследие рода Ода, но в конце концов вместе с мужем и их сторонниками потерпела поражение и была вынуждена совершить самоубийство. Однако имя Оити осталось в истории, и три ее дочери также прославились - один из ее внуков стал сегуном(3), а правнучка императрицей...
Первый Такамацу был возвышен до самурая за доблесть полтора с лишним столетия тому назад - и его наследники породнились с потомками великого военачальника Оды Нобунаги, которому Ода Оити приходилось младшей сестрой. Свою родословную рано узнал и гордился ею каждый из пятерых детей в семье. Кормилица, сидя у изголовья постели, рассказывала эти легенды на ночь вместо сказок своим питомцам.
Временами им представлялось, будто у Такамацу не осталось ничего, кроме славного имени. После падения сегуната в годы Мэйдзи(4) смуты раздирали Сацуму, небывалые волнения потрясали всю империю. Самурайское семейство обнищало так, что дети Такамацу недоедали и обносились. Наступил крах старой феодальной власти - и, казалось, гибель угрожала всей Земле богов...
- Это все варвары, О-тян, - говаривала старая кормилица. - Волосатые варвары с их пушками и ружьями, и железными кораблями. Чтоб их всех чума поразила!
«О-тян» - так ласково называли Оити дома. Хотя дома девочку почти не ласкали и мало замечали рядом со старшими братьями и сестрами; и родители были в вечных заботах. Младшую дочь стремились вырастить поскорее и выгодно пристроить; и с шести лет отец с матерью смотрели на нее как на взрослую. Только няня еще говорила с ней как с малышкой.
У них был дом и клочок земли в деревне к югу от Кагосимы(5). У самого моря. С ранних лет Оити врезалось в память, как мала их земля - и как огромно море, полное опасностей и чудес. Море, откуда может явиться что угодно.
Оити однажды своими глазами увидела «черные корабли»(6) - грозные железнобокие корабли варваров-гайдзинов, из труб которых валил черный дым, а по бортам были пушки. Они дали залп издалека, орудия выплюнули огонь и грохот раскатился по небу. Тогда храмовый колокол зазвонил, оповещая все селение об опасности; и деревенские дети с визгом разбежались по домам. Оити осталась на улице и глазела на иноземные суда, пока няня не утащила ее в дом за руку...
Опасность обошла их стороной. Но у Оити навсегда осталось сознание того, как хрупок их мир, которому угрожают варварские огнеметы. Через два дня кормилица застала девочку в саду, где Оити, сидя на корточках, чертила на земле вишневым прутиком.
- Что ты делаешь, дитя? - изумилась кормилица.
Она увидела, что Оити пытается нарисовать американский пароход с пушками, хотя выходит плохо.
- Складываю картинки, - серьезно ответил ребенок.
Кормилица присела рядом на корточки.
- Куда же ты их складываешь?
- В себя, - столь же серьезно сказала Оити.
Ее еще никто этому не учил. Шестилетняя девочка даже слов таких не знала, но чувствовала, что память - главное ее достояние, которого никто не сможет отнять...
Однако кормилица нахмурилась и, отобрав у нее прутик, быстро стерла рисунок.
- Странная девочка! Странная девочка! Платье замарала, вот матери скажу! - проворчала она.
Нянька увела Оити в дом, где усадила играть и рукодельничать вместе со старшими сестрами. Госпоже дома она, однако же, ничего не сказала. У оку-сан и без того забот был полон рот; а Оити всегда была «странной девочкой», непохожей на других.
В чем выражалась эта странность? Пожалуй, в упорстве - а еще в характере Оити сызмальства ощущалось несвойственное девочкам стремление к некоей собственной цели, несмотря на послушание старшим. И несмотря на то, что этой цели Оити сама еще не знала - и, конечно же, не могла разглядеть в дымке будущего.
Когда ей исполнилось семь лет, ее стали сажать за уроки вместе с сестрами, Юмико и Отами. Юмико была средней дочерью отца - от наложницы, госпожи Цуру, которая жила во флигеле; но мать взяла побочного ребенка господина в большой дом и воспитывала всех трех наравне.
Никакой школы в деревне не имелось - и, уж тем более, не для девочек; и основам грамоты и каллиграфии их обучал священник из местного храма. Потом лишних денег и риса, чтобы платить за уроки, не стало. Мать сама продолжила учение, несмотря на все трудности, - дочери Такамацу не должны были остаться невеждами.
Дело продвигалось не так гладко, как хотелось бы; и эта еще красивая, но измученная жизнью женщина выходила из себя, когда девочкам не хватало соображения. Порой мать их била и оставляла без еды. Но они привыкли терпеть и не жаловались. Иначе и не могло быть.
В конце концов Оити начала делать наибольшие успехи из всех трех. Не потому, что она была умнее сестер, - а благодаря своему упрямству. Бумага стоила дорого, и Оити чертила иероглифы на чем попало: на земле, на мокрой глине, повторяя губами снова и снова. Кормилица, замечая такое, уже не бранилась.
Когда Оити исполнилось восемь, ее единокровную сестру Юмико увезли далеко - на остров Хонсю, в саму Осаку. Старшие братья уже давно были в Кагосиме, учились в городской школе. Вот и сестре тоже повезло! Оити страшно завидовала Юмико - она сама ничего еще в жизни не видела, кроме родной деревни, и мечтала побывать в богатейшем городе, где есть настоящие каменные дома в несколько этажей и древний княжеский замок, и много всяких диковин. И даже гайдзины наезжают, теперь совсем не так редко...
Оити спросила мать, куда отдали Юмико; но та почему-то рассердилась и прогнала дочь, велев не болтать лишнего. Потом Оити с Отами позвал отец. Он благосклонно улыбнулся дочкам, чем-то весьма довольный, и подарил красивые черепаховые гребни. А потом велел обеим идти к себе, тоже ничего не объясняя.
Оити больше не осмеливалась задавать вопросы родителям, хотя старательно ловила обрывки разговоров слуг и домашних. И денег в доме прибавилось. Девочка заключила про себя, что Юмико выгодно продали кому-то в ученье.
Ночью Оити шепотом спросила об этом одиннадцатилетнюю старшую сестру. И Отами рассказала, что сама поняла, - Юмико отдали ученицей в чайный дом, к опытной гейше... Это и вправду большое счастье...
