Сталинский дворик
(Повесть)
Посвящается маме
Мой дом стоит в маленьком дворике. Летом, по вечерам, во дворе у фонтанчика круговорот. Почище, чем на чемпионате мира в фан-зоне. Выходят старушки, собачки, котики, алкоголики и пенсионеры. Они покупают через дорогу горячительные напитки или кофе из кофейного автомата, сидят на лавочках, кормят голубей, кошек и собак, обсуждают тайны бытия.
Так как дома пятиэтажные, сталинские, то места много. Машины не стоят нос к носу, автолюбители не прокалывают друг другу шины, на веревках сушится белье, дети играют в футбол в хоккейной коробке.
Мне кажется, я где-то в семидесятых в провинции, из которой приехал в Москву. Здесь так же играют в шахматы и домино, мамы, несмотря на наличие мобильных телефонов, кричат детям из окон: «Сережа, иди домой», – старушки обсуждают наряды молодежи, участковый отставной капитан авиации Александр Петрович ходит по квартирам просто так, а не в поисках мифических уголовников, дзюдоист Егор, окончивший спортивную школу вместе с Путиным, подтягивается на турнике.
Я тоже сижу на лавочке и пью кофе из автомата. Мне всех их жаль. Мне жаль ковщика Павла, потому что он льет все меньше колоколов и кует все больше кладбищенских оградок. Мне жаль старого электрика Семеныча за то, что космическая станция «Мир», которую он запускал, затонула. Мне жаль всех бездомных кошек и собак нашего двора, потому что никого из них я не могу взять в квартиру. У самого куча живности.
За что мне всех их жаль, я не знаю. Возможно, потому что соседние дворы маленькие и узенькие, с семнадцатиэтажными монстрами. Там никто не сидит на лавочках, не курит и не играет в шахматы и домино, там никому не придет в голову развешивать белье на турнике.
Мне кажется, еще немного – и мой двор вымрет и его разнесут по кусочкам. Какие-нибудь телевизионные зомби и вурдалаки займут все это тихое пространство и тысячи клыкастых автомобилей, капая бензиновой слюной, втопчут его в асфальт.
В последнее время я слился с пространством. Купил широченные штаны-хаки на веревочке, резиновые вьетнамские шлепанцы, футболку с дырочками в подмышках и бейсболку «Ну, погоди!». Не бреюсь в пятницу и субботу.
В таком виде я могу часами читать в сквере белиберду, являясь незаметной частичкой социума, ни у кого не возникает желания подсесть ко мне, чтобы завести разговоры о тайнах Вселенной.
Иногда я откладываю белиберду в сторону и с тоской оглядываюсь по сторонам: не идет ли кто-нибудь ко мне. Но двор безмолвствует, все происходит незаметно и по плану, словно меня нет, словно я просто маленькая незаметная молчаливая пылинка моего двора.
В квартире напротив моей живет огромный двухметровый ковщик Павел с кулаками размером с узбекскую дыню и широкими плечами. Если бы он захотел, то мог бы поднять меня до потолка, но мы просто курим.
Зимой, когда мороз доходит до двадцати градусов и в нашем дворе отсидевшая восемь лет дворничиха Любовь Платоновна заливает из гибкого резинового шланга детям хоккейную площадку, мы стоим в пролете первого этажа и, попыхивая заграничными сигаретами, ругаем власть.
Ругаем мы вяло, потому что в принципе как-то обширно нам ругать мэра не за что: рынки Собянин закрыл не все, вместо маршруток за деньги пустил синие «газики» по метрошным талонам, а абхазский ларек с овощами и фруктами остался.
Павел делает решетки, оградки, ворота, ножички и просто кует в свое удовольствие художественные ценности: розочки, олешков, всякую мелкую красоту. Клипы с его работами можно увидеть на «Ютубе».
Он выковал решетки всему дому, а на свои окна первого этажа не навесил, и его ограбили ловкие заезжие гастролеры из Подмосковья.
Пришедший участковый Александр Петрович, с которым мы ходили в одну школу, только покачал головой и как-то по-детски виновато улыбнулся, развел руки и произнес: «В сберкассе снимал? Стучат там, стучат».
В мае и летом Павел пропадает в деревне Константиново, найти его сложно, по осени привозит из деревни огромные корзины штрифеля и белого налива и угощает меня и весь подъезд. Паша внучатый племянник Есенина.
Иногда, когда он выпивает, а пьет Паша мало и в меру (пьяным я его не видел), он стоит со мной на лестничной клетке, вдыхая синеватый дым, и цитирует по памяти «Кобыльи корабли» Сергея Александровича.
Если волк на звезду завыл,
Значит, небо тучами изглодано.
Рваные животы кобыл,
Черные паруса воронов.
За окном на подоконнике сидит трехцветная счастливая кошка Лизка, по двору бродит соседский бультерьер Буля из 93-й квартиры, подвывая на желтую клыкастую луну, прямо над нашими головами торчит Большая Медведица.
Жена Лена открывает дверь на лестничную клетку и зовет меня ужинать, ковщик Павел жмет мне на прощание руку, и я думаю, что если бы он захотел, то запросто оторвал бы мне ладонь.
Я тяжело встаю на работу. Завожу четыре будильника: один механический и три электронных, но даже когда отрываю голову от подушки и, пересиливая мучительное желание продолжить сон, бреду невыспавшийся в стальной офис, все равно не могу нормально работать. До обеда ничего не делаю, пялюсь в экран компьютера, пью кофе, читаю спортивные газеты и от этого испытываю гнетущее чувство стыда, не дающее мне спокойно жить.
Сегодня рылся в интернете и нашел программу, которая будит человека не по установленному времени, а по фазам сна. Она следит за временем, когда ты лег, внимательно прослушивает пространство (как ты сопишь, храпишь и свистишь), записывает все, что происходит вокруг тебя во сне (ну что там может происходить – ночью ведь тишина) и по этим входным данным отсчитывает, когда необходимо просыпаться. Из-за этого дальнейшее существование становится радостным и безболезненным.
Я скачал программу на мобильник, внимательно изучил инструкцию. Удивляло одно – что будильник все-таки необходимо поставить.
«Странно, – подумал я, – зачем ставить будильник, если все равно программа разбудит, когда захочет», – но просьбу выполнил, установил подъем на семь утра, улегся в кровать и блаженно заснул.
Программа разбудила меня ровно в то время, на которое я поставил будильник, на экране мобильного телефона красовалась надпись: «Расчет фаз сна не произведен из-за посторонних шумов». Настроение было поганым и испорченным. В подавленном состоянии я поплелся на работу с твердым намерением разобраться, что же произошло.
Вечером я прослушал ночную запись шумов, которую произвела программа. Я слышал ворчание и скулеж старого больного пса Були из квартиры сбоку, я буквально видел, как сосед сверху дзюдоист Егор открывает холодильник и втайне от жены пьет холодное жигулевское пиво, кряхтя и причмокивая, как по проспекту 40 лет Октября стремительно проезжает «скорая помощь», как в ночном дворе кто-то надрывно хрипит под гитару «Восьмиклассницу», а припозднившиеся с ночной смены таджики, не имея ключа от закрытого подъезда, залезают в открытое окно второго этажа по ледяному козырьку.
