Ученик подошел к двери и потянул ее на себя. Дверь не подавалась, в этот же момент ученик почувствовал, что из щели под дверью тянет холодный воздух. Немного помедлив, он толкнул дверь ногой, и она открылась. Бесшумно. Тем не менее, учитель, спавший в это время в комнате, внезапно оказался за спиной ученика, застывшего в дверном проеме. Учитель толкнул его вперед, и ученик оказался на полу. На полу комнаты, в которую ему никогда еще не приходилось входить. Тотчас же он почувствовал этот сквозняк всем телом. Мягко оттолкнувшись кончиками пальцев от холодного пола, ученик подскочил и встретился лицом к лицу с учителем.
Они смотрели друг на друга молча. Обычно они не говорили так, как говорят друзья, или родственники, или компаньоны. Точнее, они все же говорили друг другу каждый свое, но вовне не проникало ни звука. Их беседы проходили в полной тишине. Часто они оба замечали, что говорят одно и то же, и внутренне радовались этому обстоятельству.
Движение пальца, и по комнате полилась музыка. Эта музыка была до боли знакома им обоим. Она всегда забирала все фибры их души и уносила куда-то далеко. А когда кончалась пленка – они оказывались снова на своих местах, там где и были.
Вот снова неожиданно кончилась пленка, и они снова оказались там, где были. Они смотрели друг на друга и молчали. Глаза их говорили друг с другом, тогда как губы были скованы немотой.
Так они и стояли в комнате с открытым настежь окном: ученик, родившийся на 20 лет позже своего учителя, ставший учеником через десять лет смерти учителя, и учитель, смотрящий на мир с небольшим недоумением во взгляде и болью в застывшем навсегда сердце, смотрящий на своих учеников и не видящий их через стекло своей фотографии в рамке. Но так получилось, что один разговор стал достоянием вечности, как падающая звезда навсегда остается в памяти тех, кому удалось увидеть ее последний, самый яркий полет.
– Зачем тебе знать то, что знаю я?
– Затем, что я сильно того хочу.
– Но все же?
– Я хочу владеть такой же силой, какой владеешь ты.
– У меня нет никаких сил.
– Как так, ты ведь выглядишь очень сильным?
– Выгляжу… Я все оставил, когда уходил. Теперь у меня нет ничего.
– Где? Где ты это оставил? Я пойду и возьму твою силу.
– Мою силу? Ее уже там нет. Кстати, я никогда и не чувствовал себя сильным.
– Все правильно, настоящая сила приходит без усилий… Так говорили мастера..
– Зачем тебе моя сила? Обрети свою собственную силу. Так будет проще и надежнее.
– Думаешь, где-нибудь есть она, моя собственная сила, которую ты советуешь мне обрести?
– Я точно знаю, что ты ею еще не владеешь, но ты ею всегда обладал. Обладаешь и сейчас.
– Значит, так? Как тебе там?
– Мне нормально, иногда бывает обидно, но быстро проходит. Хотя меня многие и часто вспоминают, это ведь сказывается…
– А откуда берется сила вообще?
– Она всегда есть, она ниоткуда не берется, никуда и не девается. Она просто есть.
– Ты говорил, что оставил свою…
– Строго говоря, нет ничего моего или твоего, нет ничего, что принадлежало бы кому-либо вечно.
– Я поверю тебе на слово…
– Тебе больше ничего не остается, просто думай и истина сама придет к тебе.
– Ты когда-нибудь жалеешь о чем-нибудь?
– Нет. Постарайся прожить свои так, чтобы не пришлось ни о чем жалеть… Я буду всегда сопровождать тебя в деле добра и справедливости.
Была у меня тоже бабушка. Она уже умерла. Жила она в Краснодаре на улице Седина, во дворе, который находится рядом с пивзаводом. Большая красная кирпичная стена пивзавода пролегла через весь двор, а за стеной день и ночь что-то шумело, тихо гудело и варилось. Познакомился я со своей бабушкой, маминой мамой, очень необычно.
Мне было семь или восемь лет, я только перешел во второй класс, и родители меня отправили в пионерский лагерь на море в Анапу. Это был довольно крутой лагерь, путевка туда досталась папе от Министерства цветной металлургии, где он тогда работал. Детей собрали во дворе министерства, посадили в автобус, отвезли в аэропорт «Внуково» и самолетом отправили на море в Анапу. Помню, что из всех детей я был самый младший, и абсолютно все дети, как и я, не хотели никуда уезжать, плакали. Однако, в лагере было неплохо в целом, хотя и случались всякие неожиданности. Именно с тех пор и до сих я не люблю незнакомых девочек и их общество. Именно с тех пор приобрел я хулиганский характер, вечной беспокойство и аллергию то ли на шоколад, то ли на всяческую обязаловку типа построений, хождений строем и марши пионеров, то ли на «крыс» и «стукачей». Так вот, Анапа находится в Краснодарском крае, а потому, чтобы меня проведать, по маминому письму на родительский день приехала ко мне бабушка Александра Петровна. До этого я видел ее только на фотографии. Я сразу ее узнал, причем она сразу показалась мне какой-то очень знакомой, хотя все время называл ее на ВЫ и просто стеснялся ее. Она привезла мне свежих огурчиков-помидорчиков и еще чего-то, что я впоследствии отправил в шкафчик с вещами и о чем немедленно забыл. О гостинцах я вспомнил только через неделю, но в полиэтиленовых пакетах от свежих овощей осталось лишь нечто…
На следующий год я уже поехал прямо к бабушке в Краснодар. Там в одном доме жили: бабушка, мой дядя, его жена и две их дочки. Дочек я как-то невзлюбил, хотя поначалу эти мои племянницы относились ко мне дружелюбно. Им это было просто, потому что младшая была старше меня на полтора года, а старшая была уже в 11 классе. Во дворе также не сложились отношения со старшими ребятами, так как у них была своя компании, я и они заранее свысока отнеслись к маленькому москвичу, который общался с ними на равных и требовал уважения. Были еще двое ребят примерно моего возраста, Юрик и Женька. Эти были на два года младше меня, только Юрик был толстый мальчик и вымахал примерно моего роста, а Женька был маленький, но расчетливый и жадный. Короче, они «шестерили» перед старшими: в их присутствии иногда пытались поиздеваться надо мной. Надо сказать, это меня мало задевало, и я внутри себя торопливо прощал им их маленькие предательства.
Всех взрослых было принято называть так: тетя Люба, дядя Женя, дядя Вадик, дядя Саша, дядя Вова. Дядя Вова отличался от остальных взрослых тем, что с нами, с мелкими, он разговаривал на равных и общался с нами совершенно свободно. Иногда он собирал ораву пацанов и, с разрешения родителей, вел нас купаться на затон или на текучку. Иногда мы выезжали на остров, что рядом с Яблоновским мостом, но это было уже через несколько лет, когда мы стали постарше, и наша тусовочка окончательно определилась в составе.
