Глава 1 Хорфландия
Диана и Алекс Фрид сидят рядом, плечо прижато к плечу. Ремни пристегнуты, и самолет набрал высоту. Сквозь иллюминатор видно, как заходит солнце, и небо темнеет. Назад пути нет.
Диана и Алекс сидят рядом, плечо прижато к плечу, и рука в руке. Молодоженами в кинозале так сиживали. Им по тридцать три. Пять лет, как женаты, детей не нажили. Позади внизу осталась огромная холодная страна Хорфландия, впереди внизу ждет маленькая теплая страна Эрцель.
– Эмигрируем, – молвит вполголоса Диана.
– Возвращаемся, – с серьезной миной на лице возражает Алекс.
Диана хорфландка, а Алекс – эрц. Возможно, потому и судят по-разному об одном и том же. Обычно не бывает абсолютно верных или неверных суждений.
Алекс столичный житель, Диана росла в глубинке. С детства отличалась бойкостью нрава и способностью к учению. Окончив школу, оставила дома отца с матерью и младших брата и сестру и явилась в столицу “получать образование”, как солидно заметил ее родитель. Приехала – ни родных, ни своих. Но не робела и не скучала. Быстро обросла друзьями и знакомыми. Университет, молодость, свобода. Выучилась на журналистку и “уверенно начала трудовой путь”. Сочиненный ею роман напечатали необыкновенно быстро и с хвалебным предисловием. Упоительно сладко было дарить экземпляры с автографами.
Алекс пошел инженерной тропой по родительским стопам. Парень тихий и неприметный. Познакомился с Дианой на одном из хмельных пиров, которыми неустанно и неистово тешат себя жители Хорфландии. И Диана влюбилась, и потеряла голову, и через полгода “создала семью” – по выражению отца-провинциала.
Сонм многочисленных друзей в лад дивился: “Что нашла в нем?” Бывшие близкие друзья отказывались понимать и сочувствовали счастливой новобрачной, не предполагая в неблистательном выскочке тех способностей, которыми сами они, несомненно, обладали и тайно и явно гордились, и теперь жалели принцессу, добровольно обрекшую себя на худшую долю.
Отец Дианы противился браку: “Жизненная ошибка – выходить за эрца!” Зато мать радовалась: “Эрцы – хорошие мужья. Не изменяют и не пьют”. Точка зрения у каждого своя, и потому весомая. Потом оказалось – мать права была наполовину. Родители жениха приветствовали счастливый случай, что пристроил их единственное чадо. По поводу же деликатного обстоятельства вздыхали про себя и меж собой, но на людях помалкивали о своей печали, как интеллигентные хорфландские эрцы.
Итак, наполовину ошибалась мать Дианы. Зять пил чрезмерно, огорчая тещу, заставляя тестя стыдиться своей тайной радости, но, вопреки прогнозам, упрочая любовь и жалость супруги. “Диане завидует, а сам неуспешен”, “мезальянс”, “они чужие” – говорили добровольные аналитики супружеских душ, пытливо ища объяснение феномену пагубной страсти эрца. Кое-кто ждал крушения, надеясь и предвкушая.
Диана и Алекс причин не доискивались. Она не оправилась от любовного недуга, он верностью платил за верность.
Однако, годы шли, и их быстротечность пугала обоих. Лишь крутой поворот сулил перемены.
– Алекс, а не начать ли нам все сначала в стране Эрцель? – спросила как-то Диана.
Он давненько об этом думал, но, по обыкновению своему нерешительный, молчал и рад был, что предложила Диана.
– В отпуск поедем на разведку? – просияв, спросил Алекс.
– Нет, нет, никакой разведки, закрываем глаза – и в воду головой вниз! Вихрем собираемся и едем навсегда!
Алекс с радостью согласился. Надежда торопит. Подстрекаемые необъяснимой верой в перемены, с одним чемоданом на двоих молодые супруги ринулись в туман будущего.
Оказавшись прав, отец Дианы торжествовал: “Теряем дочь!” Мать плакала, целуя Диану и Алекса. “Звоните, пишите, приеду внука нянчить” – говорила, всхлипывая. Пожилая чета инженеров Фрид держалась достойно, сдержанно. Времена диктуют взгляды. В седых головах – перемены и сумбур. Допускали, что последуют за молодыми. Однако, жизнь покажет. Молодость ищет счастья в новом, старость – в привычном.
***
В аэропорту и в самолете Алекс наблюдал за попутчиками. Занятие это отвлекало от дум, оттесняло тревогу, расслабляло даже. “С прежними привычками расслабления покончено навсегда, навсегда покончено!” – непрерывно и многократно, как мантру, повторял про себя Алекс простейшую эту мысль.
Вот многочисленное семейство, три поколения. Взрослые шумят больше детей. Главу клана различить не удается. Разговор друг с другом ведут с помощью вопросов, жестов и многозначительной мимики. Очереди преодолевают легко и первыми. С “официальными лицами” говорят без волнения, как с равными, а то и чуть-чуть свысока. Всего желаемого достигают, а средства достижения привычно и умело укрыты от посторонних глаз. Заметно горды собой. “Это не столичные эрцы” – подумал Алекс. Их сленг и манеры пробуждали воспоминания о детстве, когда он ездил на каникулы к бабушке с дедушкой в большой южный приморский город.
Соседний спереди ряд кресел занимают антиподы южан. Не клан, а минимальная семья – мама, папа и девочка-подросток. Бесшумные и боязливые. Родители тихо переговариваются, лица напряжены. Дочка сидит между ними, то смотрит в книгу, то мечтательно глядит вперед. Разговор взрослых ей не интересен.
В ряду слева расположилась пожилая чета. Старик передвигается с трудом, жена помогает ему. Оба глуховаты, говорят громко. Поэтому все вокруг знают, что в стране Эрцель их ждут дети и внуки. Звали их к себе давно, а они все не хотели покидать Хорфландию, “которой всю жизнь отдали”, но вот совсем стали слабы, и не видят теперь иного пути, и едут. Старик часто вздыхает. На морщинистом лбу и лице его отпечатываются и сменяют друг друга то тяжкие, то счастливые мысли, а жена ловит платком слезы, текущие из красных глаз его. На пиджаке блестят металлом и эмалью множество наград за войну и труд.
Диана не бодрствует и не спит. Непокой и надежда перемежаются и путают мысли. “Отменно начала карьеру. Еще ступенька-другая по лестнице успеха – и потеряла бы Алекса. Меня по-медвежьи хвалят за мужской ум, дескать, умею видеть главное. Чем займусь в стране Эрцель? Язык – инструмент мастерства моего. Приедем – сразу примусь за эрцит, я способная. Разве на неродном языке душу выразишь? Жертвую всем. Глупости, никакой жертвы! Что за народ эти эрцы? О себе всерьез говорят, что они – вечный народ. Что это значит? Эрц перенесется во времени лет на двести назад и окажется среди своих – и станут говорить на вечном своем эрците, и не удивятся друг другу, словно вместе росли и жили. Мистика и чепуха! Впрочем, мистика способна утешать, если не смеяться над ней. Вот, предчувствую, прежней жизни моей продолжения не будет. Я проживу две жизни. И вторая станет счастливее первой”.
