Уж столько по Чернолесью историй разных ходит, сразу и не понять, где вымысел, а где полуправда. Уж стольких людей в историях тех описано, что и запутаться в именах можно. Уж так они в беду запросто попадают и так ловко из беды выпутываются, что недоумение у слушателя возникает: дураки они все или, наоборот, полуглупые. Умных-то точно среди таких вот нет. Умный не будет в Чёрный лес соваться и уж тем более жить в нём, коль, конечно, он не сила гнилая.
Бывают, конечно, истории про людей, что волей случая в лесу оказались, где даже в самый погожий день солнце через кроны огромных сосен не проникает. Везунчики среди них встречаются. Так ловко смерти избегают, что любой позавидует.
Таким вот везунчиком был и Гришка, что дочь свиновода полюбил, да гнева бати девки той испугавшись, прямиком в Черный лес и убёг. Не желал именитый свиновод в мужья дочери своей единственной простого косаря. Велел Гришку до смерти высечь, когда в опочивальне дочери его застал. Вот и бежал Гришка в самое лютое место в мире нашем. Знал ведь, что умный человек по своей воле в это страшное место не сунется. А свиновод отнюдь дураком не славился.
Думал тогда Гришка, что пару – тройку зим перекантуется, в трактирах лесных пересидит, да обратно в Сытые луга вернётся. Страсти улягутся и, глядишь, смягчится свиновод. А может, и сам Гришка к тому времени деньжатами разживётся и посвататься сможет. Как того правила требуют.
Ну, чего зря запортки теребить? Тянуть историю ту не буду. Смысла нет. Короче говоря, не шибко у Гришки тогда сложилось. Туда – сюда бегал, да хорошо так в чащу залез. Где-то в стороне Обрезанков дело то было. С жуликами связался по глупости, потом от них и выхватил. Спасался бегством от разъярённых деревенских. Чуть не помер в лесу с голоду и холоду. Да наткнулся на хутор. А дальше вот чего было…
Высоко в кронах ветер свистел, а в чаще у корней сосен мороз трещал. Так уж трещал, что казалось, будто вот в раз весь лес поляжет. А Гришка-то в одних портках, да в лаптях худых. Красным должен был быть, да уже синеть начал. Бредёт, спотыкается, а у самого глаза смыкаются. И чудится ему хутор в чаще лесной. А ещё чудится старик с фонарём. И выбежал тот старик на встречу, и понял Гришка, что не чудится.
– Ты чего это, парень, шастаешь в такой мороз, да в таком месте? Тут места гиблые, – затараторил старик, на бедолагу полушубок свой набросив. – Идём быстрее в хату. А то вот-вот околеешь.
Ну а Гришка так промёрз, что и языком уже воротить не может. Лишь в хате, у огня, опосля того, как старик в глотку ему три стакана мутной влил, отогреваться начал. Ох и ломота началась у него. Руки крутит, ноги вертит, уши будто огнём прижигают. Если бы не захмелел, три стакана натощак опрокинув, криком бы орал.
Ну ничего. Отогрелся и полегчало. Старик на стол накрыл, Гришку за стол усадил.
– Как ты тут, отец, один-то поживаешь? В такой глуши, поди, людей не встретить, – поинтересовался гость, разглядывая убранство дома хозяйского.
– Ну как поживаю? Спокойно. Всё что нужно есть у меня. А еда? Так мне, старику, многого не нужно. Что лес присылает, тем и довольствуюсь, – хихикает дед.
– А про места гиблые твердил? Зверь тут злой водится?
– Зверь? Да как везде. Сила тут гнилая засела, чёрная, страшная. Жизни людские ворует.
– И ты не боишься её?
– Мне нет резона бояться. Я стар, своё уже многократно пережил. А вот таким, как ты бояться стоит.
– Не скучно тут тебе? Поди, гостей не часто встречаешь?
– Не часто, – покачал головой старик, – но бывают гости у меня. Я им истории рассказываю, они слушают. Так я хоть речь свою не забываю.
– Истории? О чём же?
– Да всё про лес, про мир, про людей. Знаешь ли, каждая история – это целая жизнь. Когда я их рассказываю, будто сам жизнь ту в себя вбираю и дальше живу.
– Слышал я про такое, – Гришка осторожно подул на горячий суп и попробовал. – Слышал я, что некоторые рассказчики так хороши, что повествуют так, будто сами прожили то. Говорят, некоторые из них настолько дурны, что себя забывают и думают, будто они это те, о ком повествуют.
– Ну да, бывает и такое, – засмеялся старик. – Но мне важнее саму историю рассказать. Послушаешь? Три истории за вечер рассказать могу без устали. Истории три, а конец один, счастливый.
– От чего не послушать?
Старик подкинул поленьев в печную топку и, призадумавшись, вдруг поднял густые брови к верху.
Недалече тут есть поляна одна бедовая, куда соваться не стоит человеку или зверю. Да вот несчастье какое, только через эту поляну дорога единственная и тянется. Пешим-то ещё можно пару дней потратить и, пару ног сломав, через чащу обойти место то. Да коль на телеге ты, да немощен, только по дороге. Конечно, научились люди и через это место поганое переезжать без беды, да не всегда выходит. А всё от того, что Золушка там завелась.
Давно уже было дело то. Где-то в Обрезанках жил мужик. Здоровяк, умом не обделён, небеден. Все достоинства его при нём смолоду были. Может, потому ещё в безусом возрасте свезло ему жениться.
Вообще, по жизни везуном он был знатным. И дом за гроши себе отстроить сумел, и торговлю наладил, купцом заделавшись, и даже ребёнок у него родился спустя одну зиму после того, как невесте своей брачный браслет на руку надел. Не просто ребёнок, а дочь, что вдвойне почётно.
Да любому везению конец приходит. Удача, знаешь ли, не постоянная спутница, коль ты её не удерживаешь. А удержать-то можно лишь силой гнилой. Вот так удача и отвернулась разок от Игната, померла жена его.
Хотя, поговаривали, будто Игнат её с мужиком застукал и сам прибил. Ревнив был, жуть как. Врут или нет – то неведомо. Но уж шибко Игнат тосковал по супружнице своей, ни ел и не пил. Даже мутную не пил, представь себе. Долго на других баб не смотрел.
Да вот, как дочери его уж пятнадцатая весна исполнилась, поймал себя Игнат за мыслю, что дочь его, Алла, как отражение матери своей. И так уж та мысля в голове его сильна была, что портки оттягивать начала.
Игнат-то понимал, что негоже такие мысли в голове держать, да выгнать их не мог. Вот и решил второй раз жениться, чего мало кому в мире нашем случается. А чтоб мысли похабные выгнать из головы, решил жену найти молодую и красивую.
Искал не долго. Со всеми его качествами быстро согласилась за него пойти Марфа, дочь вдовы хмурой, что на один глаз ослепла.
Марфа молода была, лишь на одну весну старше Аллы. А уж в красоте ей равных не было. Вот вроде и хорошо всё закончилось.
Прошла зима, там вторая, там третья, живёт Игнат как прежде. Лишь только на дочь свою смотреть спокойно не может. Любит жену, страсть ка. Да как только глазами с Аллой встретиться, чудится ему, будто жена это его, Кондратием обнятая, вернулась. И всё. Опять мысли нехорошие в голове.
