Глава 1.
Вот она, эта дверь. За которую, нужно только решиться, и выйти. Навстречу ему.
Дёрнула на себя. В лицо Киры легко пахнуло ночной желанной свежестью. Сделала шаг за порог. Быстро повернула за угол и пошла. Глазам не нужно привыкать к темноте. Ещё не так и темно. Ох, не так темно, как хотелось бы.
Сердце Киры бешено колотилось в груди. От ожидания, от радости и от страха: не увидел бы кто.
В густо – серой надвигающейся ночи всё было ей отчётливо видно, всё привычно. Не в первый раз в этой мгле бежала она по одной и той же дорожке.
Все чувства обострялись. Кире казалось – она различает каждую травинку, цепляющую её за голую ногу, каждый порыв лёгкого ветерка, спасающий её пылающие щёки. Она шагала сосредоточенно; живо и не раздумывая отодвигала по пути в сторону упругие, налитые живым соком веточки… Нельзя было сбавить шаг ни на секунду, чтобы не повернуть назад, чтобы не привлекать внимание соседей… И чтобы скорее – к нему, к нему.
Она уже вышла на дорожку у поля, вдали от домов. Щиколотки щипало от быстрой ходьбы по траве. Руки, как обычно, чуть – чуть дрожали. Да и губы тоже. Глаза Киры быстро выхватили из всего окружающего Его. Пошла навстречу. Вот он, совсем близко. Улыбается. Правый глаз чуть прищурен лукаво. Шевелит губами зажатую во рту тонкую соломинку.
Прозрачно – карие, почти жёлтые, глаза Киры шарили по нему исступлённо.
Вот он небрежно вынул руки из карманов, выплюнул соломку, сделал шаг навстречу, лукавый синий глаз прищурился ещё больше и прохладная жёсткая ладонь скользнула по Кириной талии, прижала её всю к себе простым и быстрым движением…
Кира выдохнула, уже не чуя земли под ногами; дрогнула припухлая верхняя губа навстречу его губам, его поцелую…
И чёрт с ней, с разорванной молнией на юбке, с выпачканным в траве и земле бельём, с пораненным о какую – то затаившуюся в мягко – шёлковой, по – ночному прохладной ниве колкую палочку, коленом!
Мелкая дрожь не оставляла тонких Кириных пальцев, когда застёгивала она пахнущую теперь лугом, росой, тонкую кофточку, собирала с одежды какие – то травинки – листочки, пытаясь пригладить растрепавшиеся, влажные от пота, мелко закрутившиеся на висках и у шеи тяжёлые пряди тёмно – русых волос. Геша поправлял потихоньку на ней одежду, стряхивал соринки, улыбался глазами.
– Ну, что? – спросила она притворно строго, поймав его синий взгляд. – Смешно тебе?
– Что ты, Кирюша? – так же притворно оправдывался он. – Я не смеюсь. Просто. Смотрю. Торопишься?
– Что ты, Геш, дурачка из себя строишь? – блеснула она глазами. – Ну! Тороплюсь. А ты, может, не знал, что я "замужняя"? Не улыбайся. Думаешь, я мужа боюсь? Да нисколько. Спорим, останусь тут с тобой?! Рассвет вместе встретим. А? Соседей, МУЖА моего порадуем?
Она повела плечом, пошла вперёд, к дорожке, прямо через поле, по уже заросевшей траве.
Геша (Герман) тронулся следом.
– Что подхватилась – то? Я б и согласился, – сказал твёрдо, глядя в её узкую прямую спину.
– Дурак, – бросила она через плечо. Он усмехнулся.
На дорожке тронул её за руку. Она подалась к нему, как для поцелуя, в моментальном своём порыве; спохватилась, быстро отвернулась и зашагала к дому.
Проскользнула к себе как воровка, заперлась в ванной. Побросала в стирку одежду, натянула пижаму. Бегом на цыпочках пробралась в комнату. Легла на диван, накрылась заранее приготовленным пледом и моментально, как только в девичестве прежде бывало, провалилась в сон.
Проснулась Кира поздно, от несильного толчка в плечо. Приоткрыла сонные глаза.
– Ты что это на диване спала? – недовольно спросил муж.
– Ты храпел сильно. Выпил же, – тоже недовольно ответила Кира.
Муж нахмурил густые светлые брови. С такого знакомого Кире, строгого мужественного лица смотрели немного обиженно сверху вниз зелёные глаза.
– Раньше тебе это не мешало. Ну и выпил. Выходной же.
– Выпил – ладно. Но мне что, не спать?
Слава вышел. А Кира снова блаженно прикрыла глаза.
Глава 2.
Саша стояла на пороге своего дома на заднем крыльце. Она комкала в руках непонятно для чего прихваченную с кухни салфетку. По щекам девушки текли злые, и оттого ещё более жгучие, слёзы. Всё она видела, всё. И ей не была помехой тонкая тьма предрассветная, как не была помехой для Киры наступающая неслышными, кошачьими шагами тьма ночная.
Саша видела. Видела всё. И как шёл он за ней через поле, и как тронул своей рукой её руку уже на дорожке, так и не дождавшись прощального поцелуя. И как стоял там и смотрел вслед ей, этой женщине, "замужней бабе", уходящей садом к дому… "И для чего она ему нужна?" – думала Саша, размазывая тыльной стороной ладони слёзы по молодому своему, свежему личику, кусая свои маленькие детски – розовые губы, глядя вдаль голубыми большими глазами сквозь намокшие длинные ресницы. "Дурак!" – думала она. "Ты посмотри, по тебе девчонки с ума сходят. А ты связался с ЭТОЙ", – Саша разорвала измятую вдрызг салфетку. "Я же тебя люблю, Геша!"
По дорожке поплыла, отдаляясь, его фигура, широкая спина…
Он не видел Сашу.
Глава 3.
Место, где жили Кира с мужем Славой, и Геша, и Саша – это ближайший пригород небольшого городка, посёлок Зареченский. Тихое место, частный сектор, крыши различных оттенков жёлтого, коричневого и красного цветов, палисадники, качели, игровая площадка. Ряд магазинчиков, школа, два детских сада, один ресторан и три кафешки, заправка у дороги… А по другую сторону от фасадной части домов садики – огородики, поля и посадка из ёлочек, речка, лес. Соседи Киры и Славы дружат все между собой.
У них свои небольшие милые сердцу традиции. Например, всегда отмечать несколькими домами первое июня – наступление лета! Собирались в такой день всегда в чьей – нибудь беседке у дома, каждый покупал что – то из алкоголя, готовил что – нибудь вкусненькое, и всё на общий стол, вечером, на свежем воздухе, под стрекот крылышек насекомых и негромкую музыку.
В этот раз они собрались в соседнем с домом Киры и Славы дворике. Там жила Алинка – весёлая и молодая девушка, со своей старшей сестрой – скучной и неприветливой старой девой. Алина всегда безудержно хохотала, глаза у неё задорно горели, движения были лёгкими и проворными, когда она накрывала на стол, и разливала вино, и подпевала магнитофону… А её сестра, Жанна, всегда оставалась в доме, заперев в свою комнату дверь, и даже если выходила за кокой – нибудь надобностью, то здоровалась со всеми очень сухо, а то и вовсе не здоровалась. Все привыкли.
