Об этом разговоре, имевшем место, когда ей было лет пять, Таня Волкова вспомнила, когда отмечала в последний раз свой день рождения.
День рождения, приходившийся на седьмое сентября, Таня отметила в последний раз в возрасте десяти лет – и с той поры никогда более не праздновала его. Еще бы, ведь в тот день она лишилась всей свой семьи…
Однако начинался этот день, которого она очень ждала и который считала самым чудесным праздником на свете, именно так, как ей и мечталось. А мечтала Таня быть маленькой принцессой. И в тот день стала ею…
Накануне, прекрасно понимая, что родители – в первую очередь отец – вовсю готовятся к предстоящему торжеству, Таня делала вид, будто не замечает ни телефонных звонков, ни поспешно шмыгающую экономку, ни уже доставленных, но все еще спрятанных в зимнем саду корзин с живыми цветами.
Ее старший брат Дима, которого Таня любила и боялась одновременно, бормотал себе что-то под нос об «этих девчоночьих фантазиях», однако Таня знала, что он тоже приобрел ей подарок и спрятал его у себя в комнате. Откуда знала? Все очень просто: девочка залезла в шкаф брата и обнаружила завернутую в прозрачный розовый целлофан куклу. Огромную, ростом с нее саму!
И все же было так приятно делать вид, словно ничего не замечаешь. И не понимаешь, что все родственники и домочадцы озабочены только одним: предстоящим днем ее рождения! Тем более что тогда был не обычный день рождения, а самая что ни на есть круглая дата.
Правда, на десятый день рождения брата ничего такого торжественного не случилось, хотя Таня, которая была младше Димы на шесть лет, смутно помнила события тех лет. Они ведь тогда не жили еще в этом замечательном особняке, больше похожем на настоящий замок, а обитали на квартире в Москве, впрочем, тоже далеко не маленькой.
Таня знала, что отец относится к Диме излишне строго, а вот ее собственным желаниям потакает. Еще бы, ведь она была его любимицей… Кажется, Дима даже ревновал ее к отцу. Однако ведь он сын и наследник, а она – юная принцесса!
То, что ее отец был важным человеком, Таня уже давно поняла. Важным и богатым. Впрочем, о том, что такое быть бедным, она имела весьма условное представление. Потому что все, кто обитал в закрытом поселке под Москвой, были людьми обеспеченными. Но даже среди них ее отец выделялся.
Как выделялся и их особняк, построенный по эскизам мамы. Мама, в отличие от отца, была человеком строгим, несколько отстраненным, иногда даже жестким. Но Таня знала: если сама она принцесса, то мамочка – настоящая королева.
Она как-то увидела в одном из иностранных глянцевых журналов (кстати, мама их терпеть не могла, издания выписывала младшая сестра отца, жившая с ними под одной крышей) удивительно похожую на маму даму – очень красивую, строгую и такую… такую восхитительную. Дама была в небывалом серебристом платье, со сказочной тиарой в волосах и необычайно красивым ожерельем вокруг тонкой шейки. А на груди у нее алела лента с орденом-звездой, в центре которой как бы изготовился к прыжку крылатый лев. Статья была на французском, однако Таня, которой родители и наняли настоящую гувернантку-парижанку, без труда поняла, о ком шла речь и кем являлась эта сказочная, столь похожая на маму дама – это была великая княгиня Клементина Бертранская.
И Таня дала себе слово, что, когда вырастет, станет такой же, как эта Клементина. А точнее, такой же, как мама.
Да, она ждала своего десятого дня рождения, считая дни после того, как ей исполнилось девять. Ведь именно тогда Танечка подслушала разговор родителей, в ходе которого отец убеждал маму на первый круглый юбилей дочурки устроить настоящий бал.
Таня ждала всю зиму. И даже лето, обычно столь упоительное, с полными долгими каникулами, показалось ей назойливой прелюдией к сентябрю, на седьмой день которого и приходился ее юбилей.
Летом они побывали на Лазурном Берегу, в том самом Великом княжестве Бертранском, правительницей которого была легендарная Клементина. И, надо же, им даже довелось увидеть ее. Правда, издали – окруженная целым выводком фотографов княгиня, на сей раз в джинсах, простой рубашке и с развевающимися на ветру волосами, ступала на причал с небольшого катера, который доставил ее с белоснежной гигантской яхты, замершей на рейде в волнах бирюзового моря.
Клементину сопровождали какая-та расфуфыренная дама, кажется, известная французская актриса, а также пожилой господин, вроде бы известный голливудский актер. Глаза княгини были скрыты темными очками, а со всех сторон их осаждали репортеры, старавшиеся сделать очередной снимок одной из самых известных женщин планеты.
Таня с мамой сидели в кафе, с террасы которого открывался отличный вид на акваторию княжества. За суматохой, связанной с прибытием Клементины, мама не наблюдала, предпочитая читать толстенный роман на французском какого-то ужасно умного экзистенциалиста. И только когда Таня, стараясь разглядеть Клементину, слишком подалась вперед, перевернув чашку с café au lait, мама оторвалась от чтения и произнесла с легким укором:
– Ты же знаешь, что если хочешь стать такой, как и она, то и вести себя должна соответствующе!
Танечка зарделась, чувствуя, что на глаза навернулись слезы. Пришлось просить у мамы разрешения отойти в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок. Она как раз смачивала водой кофейное пятно на своем платье, когда дверь внезапно отворилась, и кто-то вошел. Таня, подняв глаза и глянув в зеркало, остолбенела – позади нее стояла Клементина Бертранская.
Мягко улыбнувшись девочке, княгиня приложила палец к губам. А затем подошла ближе, положила на столик необычайно стильную сумочку из кожи неведомого пресмыкающегося и сняла очки. Так, без очков, она выглядела другой – такой беззащитной, уставшей и даже… Даже разочарованной.
– Ваша светлость, я очень рада встрече с вами… – пробормотала Таня, внезапно стыдясь своего французского произношения и соображая, так ли надо обращаться к Клементине. Но в той журнальной статье, кажется, ее титуловали именно так…
