1. Пролог.
Я так долго стоял на месте, что перестал чувствовать свои ноги. Впервые за долгое время мне стало жаль уходящую зиму. Дни становились все длиннее, а мне была важна каждая минута. Сердце учащало свое биение, предвкушая сумерки. Лес шумел как-то по-особенному. Он вкрадчиво нашептывал мне о своих опасениях и страхах, неосознанно вторя моему здравому смыслу, настойчиво терзая меня одной мыслью, что истерично билась в голове, ударяя по воспаленному мозгу.
Растерянность? Да, именно растерянность я ощущаю сейчас в полной мере. Чувствую, как она по-хозяйски путает мои мысли, овладевая самыми низменными чувствами, на какие только способен человек, решившийся растоптать свою жизнь. Меня подташнивало от накатывающих приступов тревоги, взывающих организм включить чувство страха, которое я похоронил уже как пару недель.
— Страх? Нет. Сейчас я не могу уже повернуть назад, — прошептал тихо, чтобы просто поверить, что еще могу говорить. Закинул голову, наблюдая, как тревожные деревья осыпают мою голову высохшими иголками. Хвоя осыпалась за шиворот капюшона, приятно царапая кожу. Снег усиливался, посыпая меня мелким белым пеплом. Я даже стал прислушиваться, пытаясь ощутить запах гари, потому что отчетливо понимал, что собственноручно сжигаю свое настоящее и спокойное будущее.
Черт! Почему только сумев твердо встать на ноги, я нашел способ раскачать под собой почву? Почему мне кажется, что вокруг горит все, что казалось настоящим, реальным и правильным? Я просто знал, что через пару часов от моей жизни не останется ни следа. Мой дом, скорее всего, станет пунктом ожидания, ловушкой для меня самого, переступив порог которого я получу пулю, даже не удостоившись возможности объясниться.
Мой мир не прощает слабости. Я сам ее никому не прощал, прогрызая для себя дорогу наверх! Я смотрел в глаза тем, кого сам и «списал» за ненадобностью, подписав приговор парой ленивых фраз — «недоверие сторон»!
Это мир с односторонним движением. Там нельзя превышать скорость, нельзя тормозить, останавливая строгий поток. Нельзя переступать через правила, писанные не на бумаге, а сухим решительным властным голосом. Нельзя плевать на ТАБУ…
Черт! ОН будет идти за мной по пятам, выжидая, пока я оступлюсь. ОН будет ждать моей ошибки. А я, рано или поздно, непременно ее совершу.
Я не умел выбирать женщин, друзей, жилье. Но зато я мастер в выборе тачек и врагов! Губы невольно растянулись в улыбке, хотя и гордиться-то особо было нечем. Закрываю глаза и вижу ЕГО непроницаемое лицо, за которым может скрываться все, что угодно: гнев, ярость, радость или гордость. Я снова попал в точку. Нашел для себя врага, от которого будет невозможно скрыться! Я буду списан уже к утру. Как мало времени! Боже! Как же мало времени у меня осталось!
Я рассмеялся, потому что понял, что человек, попав в болото неприятности, вспоминает только три слова. Он взывает к ним, пытаясь привлечь внимание, хоть кого-то: Бог, черт и Мама… С чертом-то мы вскоре встретимся, у Бога я могу только просить отсрочки, а мама мне уже ничем не поможет, кроме как молитвы.
Не могу не признать, что во всем спектре многочисленных эмоций, я могу выделить еще интересную парочку: любопытство и пылающий азарт. Кожа ладоней горит от нетерпения спалить ко всем чертям мосты, которые я строил много лет. Да пусть они горят, осыпая ничего не ведающих прохожих пеплом моей жизни. Я сделал свой выбор.
Именно поэтому гнал машину, как бешеный больше суток. Авто подвиливало, чуть скользя по накатанной колее трассы. Мимо пролетали полузаброшенные деревни, большие города, которые я старался обойти стороной, чтобы не засветиться на камерах. Пробирался по проселочным дорогам, жрал в забегаловках, наполненных запахами пота и горелого дешевого масла. Так давно не спал, не в силах заставить себя расслабиться. Давился горечью растворимого кофе, задыхался от коварно дурманящего запаха сигарет.
Впервые за десять лет мне хотелось выкурить настоящий косяк. Хотелось откинуть голову и увидеть по волшебному цветные сны. Хотелось хохотать до хрипоты и боли в горле. Хотелось забыть последнюю неделю. Хотелось стереть все, как в школе, оставляя только мутные меловые разводы на зашарканной доске.
Но я не мог себе позволить слабости. Поэтому просто старался заснуть. Но, как только ложился, то почти физически ощущал напряжение, сковавшее мое усталое тело. Оно растекалось по венам, обжигая тонкие стенки, будило страхи, воспоминания и тревоги. Казалось, что я стал слышать голоса, запахи прошлого. Вскакивал в предрассветной темноте, дрожа от собственного громкого дыхания. Я хрипел, хватаясь руками за стены, чтобы не рухнуть на пол. Вдыхал кислород, мгновенно превращающийся в яд. Именно так я стал наркоманом… Настоящим.
ОНА! Это все ОНА! Дрянь, поработившая меня целиком и полностью. Она вытянула из меня жизнь, страх и чувство самосохранения. Я захлебывался азартом, давился адреналином, боролся с не проходящим возбуждением. Я наркоман, слепо идущий по тонкой грани. По лезвию ножа, острие которого режет мою плоть, кровь, отравленная его ласками, скатывается по отполированной поверхности.
Я на миг ощущаю слабость, а потом вновь взрываюсь адреналином, приглушающим инстинкт самосохранения. Иду по тонкому льду, притягиваемый ее дурманящим ароматом. Его невозможно смыть, он прочно въелся в кожу, проникая в бурлящую кровь.
— Дрянь! Дрянь! Дрянь! — шепчу я, наблюдая, как в доме на окраине деревне гаснут огни. Считаю минуты, сверяясь с часами. Второй этаж старенького деревянного дома потух полностью.
Пришла ночь, а вместе с ней и постоянный друг, и соратник ветер. Он разгонялся, обнимая шумные сосны, заигрывал, дергая их за мохнатые ветки, скрипел меж стволов, поднимал легкую снежную пыль, превращая ее в летящую тучу мелких льдинок. Меня раскачивало, то ли от нетерпения, то ли от усталости.
Я, как зомбированный, засекал минуты, сверяясь с часами. Высчитывал и продумывал, стараясь выбросить назойливую мысль из головы. Закурил, присев за высоким сугробом. Сигарета тлела, вспыхивая искрами от нещадного ветра. Пальцы сжимали мягкий фильтр, пока не стало горячо. Аккуратно затушил и убрал в уже переполненный окурками пакет.
Окидывал взглядом деревушку, распластавшуюся у самого подножия невыразительной горы. Не спускал взгляда с невысокого деревянного дома, опоясанного неширокой речушкой в форме подковы. Она ограждала его от посторонних глаз только летом, потому что вброд ее было невозможно перейти. Старый амбар был переоборудован в лодочную станцию, где были пришвартованы старые «казанки», перевозившие гостей, которых ждали в этом природном укрытии. Место было просто идеально. Никто из местных даже не пытался перейти на территорию, что была заброшена много лет. Искусственно высаженная рощица закрывала неброский старый домик от любопытных глаз. Для нежеланных гостей был только один путь — долго подниматься по каменному холму, то вскарабкиваясь по неровным холмам, то прыгая в сомнительные расщелины. По пологому склону горы росли небольшие островки елей и низкого кустарника, унизанные камерами, реагирующие на малейшее движение. Я долго искал это место. Оно было просто идеально, но только летом… Зимой же все становилось таким явным: рощица, сбросившая листву, просвечивала, привлекая к себе внимание, а речушка покрывалась толстой коркой льда, облегчая переправу. Именно поэтому мы взрывали лед, оставляя только небольшую переправу, по которой могли проехать снегоходы. Всё было идеально, но только не в том случае, когда туда собрался пробраться тот, кто много месяцев возводил охранную систему. Хм… Да, это я.
