Сведений о временах Древних Волхвов в библиотеке академии почти не было. Все книги конфисковал Преторий, а те, что остались, больше походили на сказки и легенды, щедро сдобренные вымыслом менестрелей.
Кирмос откинул очередную повесть о Тибре, развеявшем икша в бурый дым, и взялся за древний манускрипт. Размытый, почти нечитаемый, он был записью служителя Девейны в смутные времена и повествовал о деревне, от которой после нашествия грязекровок остались лишь камни да котлованы. Дальше следовала личная философия монаха, общий смысл которой сводился к «Espati te santania», что могло переводиться с тахиши и как «начало времён», и как «пришествие спасителя». Что, в общем-то, с появлением первого Иверийца оказалось одним и тем же.
То, что икша станут проблемой, Кирмос понял ещё после первых посещений кроуницких шахт. Слишком быстро плодятся, слишком живучие, не поддаются кровавым заклинаниям. Сходство их телепортации с Иверийской было очевидно, но принципы управления временем Мирасполь скрывал даже от своего верного стязателя. Блайт регулярно испытывал на себе магию перемещения, но как потребитель, поскольку создателями являлись только истинные Иверийцы, канувшие в вечность вместе с беспечной Лауной.
Кирмос отложил пергамент и потёр переносицу. Стоило бы ненадолго покинуть пост магистра факультета Ревда и прогуляться до Кроуницкого консульства, а оттуда – порталом в библиотеки Претория, но это было слишком опасно для испытания. К тому же в планы на единственный выходной в очередной раз вмешалась та, которая одним своим появлением перечёркивала всё, что так старательно возводилось много лет.
– Можно я вообще не буду ходить на эти занятия? – раздалось за спиной. – Только время трачу!
Ментор невольно улыбнулся. Непослушная мейлори с каждым днём всё больше напоминала его самого, правда, двадцатилетней давности. Странное, причудливое влияние связи: даже во внешности Юны находились знакомые черты, словно она была женским воплощением его собственной сущности.
– Нельзя, – мягко ответил Кирмос. Он даже обрадовался внезапному перерыву на беседу. – Ты ведь уже взрослая девочка, Юна. Должна сама понимать: то, что преподаёт магистр Банфик, – тоже своего рода магия, весьма могущественная. И ей тоже можно научиться. Использовать или нет – другой вопрос.
– Знаешь, я заметила, что сталь и угроза расправы могущественнее магии. Ты сам говорил: напугай их, подчини посредством страха! И это сработало!
Кирмос развернулся на стуле. Юна лежала на его кровати, развлекаясь с любимой игрушкой – последним творением старика Карнеума. Лук Кирмос заказал ещё весной, в качестве подарка за спасение. Пришлось отправить к старику троих стязателей и дилижанс, набитый золотом – хватило бы выкупить две деревни. Эта прихоть едва не стала роковой ошибкой: тщеславный старик догадался о заказчике и начал трепать языком в трактире. Благо, люди консула Блайта услышали эту новость раньше, чем она успела разлететься. Так что тот Карнеум, что сейчас занимал юную мейлори, стал действительно последним творением мастера. Кирмосу не было его жаль – глупцы редко умирают своей смертью.
– И ты, конечно, решила, что теперь будешь пугать всех: врагов, друзей и даже магистров? Что Юна Горст станет вздорной грубиянкой, с которой лишний раз побоятся связываться, независимо от намерений? – Ментор ехидно поднял одну бровь.
«Станет такой же, как ты,» – стоило добавить по-хорошему. Но ментора забавляла эта игра и та праведная злость, от которой мейлори раздувала щёки. И её рвение – тоже.
Именно из-за этого рвения Кирмос впервые подарил женщине оружие. А Юна действительно искренне, без малейшего жеманства, радовалась подарку, при этом даже не подозревая о его истинной цене. Она вообще была как будто из другого мира. Мира под названием Фарелби, где не существовало понятий цены, времени, жертвы.
– Я ведь и правда сегодня честно пыталась следовать указаниям магистра Банфик, пока танцевала с Бэзилом Окументом! – заявило ожившее порождение озера. – Но заткнулся он только после того, как я пригрозила затолкать ему свинью в глотку.
Кирмос едва сдержал смех. Рассмеяться сейчас было бы… непедагогично, как сказала бы Надалия Аддисад.
Тонкий аромат защекотал ноздри. Что-то яркое, фруктовое, смешанное со знакомым до боли девичьим запахом. Он одурманил, внезапно вывел из себя и растёкся по венам нетерпеливым отголоском.
…и захотелось резко выдернуть её с постели, сжать в объятиях, наброситься и сделать всё, о чём нельзя было даже думать. Подмять под себя девичье тело и брать, брать до тех пор, пока не отпустит эта злая прихоть, это наваждение, маячившее на задворках сознания, мешающее разумно действовать, планировать, размышлять и принимать здравые решения. Лишающее Кирмоса главной силы – холодного рационализма.
Ментор сморгнул внезапный приступ вожделения.
– Тебе никогда не приходило в голову, что добиваться своего можно не только силой и угрозами? – Кирмос постарался сдержать издевательскую ухмылку, чтобы выглядеть серьёзнее. – Что есть другой, более лёгкий метод убеждения? При этом не менее, а, возможно, даже более действенный. Который может влиять на воображение эффективнее страха и интересовать больше, чем материальная выгода. Сила, способная менять историю. Тонкие и опасные игры, сладкие сети, в плен которых враги сдаются сами.
Полыхнувшим в её глазах пламенем можно было бы сжечь Варромар. Да что там – целый Астрайт! Камень плакал бы горячими слезами, умоляя бушующую стихию по имени Юна Горст прекратить мучения. Прелестное зрелище.
– Элигия плохо на тебя влияет, – рассудила мейлори и что-то пробурчала себе под нос.
Если бы она только знала, сколь многое Кирмос отдал бы за то, чтобы Элигия имела хоть десятую долю того влияния, которое оказывает на него присутствие Юны! Разобраться с этим было бы гораздо проще.
Что, если и правда её поиметь? Быть может, тогда наконец станет легче…
– Мы сейчас говорим о тебе, – он вернул разговор в нужное русло. И, скорее, для самого себя, уточнил: – Я, как хороший ментор, пытаюсь убедить тебя научиться ещё хоть чему-то, помимо способов убийства. В конце концов, кроме навязчивой идеи уничтожения Кирмоса лин де Блайта, у тебя есть ещё и вполне мирная жизнь. И я жду, что ты, как хорошая мейлори, прислушаешься ко мне.
Магистр Джермонд Десент мог бы собой гордиться. Выдержка, дистанция и мудрые наставления. Хороший ментор для хорошей мейлори.
Жалкий, малодушный слабак.
Кирмос лин де Блайт, тот самый, который представлялся Юне Горст вселенским злодеем и кровавым диктатором, – кто знает, как далека она была от истины, – не счёл бы магистра факультета Ревда даже достойным противником.
