Таверна «Две совы». Колдовать и охотиться - запрещается.
Глава 1.
– Етишкино горнило! – Заорал гном и так треснул кулаком по стойке, что кружки подпрыгнули. – Брешешь!
– Не-а, – я продолжила невозмутимо сортировать флаконы перед носом низкорослого бойца. – Полстакана маханул.
– И не свалился?
Пришлось максимально загадочно приподнять бровь, уходя от ответа. Соврать гному себе дороже: узнает, уважать перестанет. А это значит, что тут же пойдет молва и клан горного народа в мою таверну ходить перестанет. Это сильно ударит по торговле, ибо пьют гномы так же часто, как зарабатывают ожоги в своих кузницах.
– Наливай! – уверенно заявил он и пригладил огромную бороду.
Заинтересованные гости тут же подтянулись к стойке, с любопытством посматривая на смельчака.
Я улыбнулась. Выставила перед гномом кружку. Откупорила бутыль и щедро плесканула янтарное пойло в тару:
– Уверен?
Гном кивнул и даже облизнулся, боязливо косясь на напиток.
– Оплата вперед.
– Чё вперед-то? – возмутился смельчак. – А мож ты брешешь!?
– При тебе насыплю! – пообещала, протягивая руку за монетой.
Золотой перекочевал ко мне в карман, и я достала из-под полы заветный мешочек. Сбор был отменным – Сова гонял меня за травами всю ночь. В жизни не забуду, как носилась по буеракам, как провалилась в берлогу медведя (хорошо, пустую), как промокла до нитки, попав под дождь! Не спорю, эта трава уже сто раз себя окупила, но! – сколько же мучений пришлось вытерпеть!
– Ох, ведьма, гляди-и, – с улыбкой пробормотал гном. – Если обманешь…
В ответ тоже улыбнулась и сделала вид, что не заметила холодный блеск в глазах рудокопа.
– Тебя? Никогда!
Я мстительно добавила в кружку еще одну щепотку травы и подула на напиток. Пойло тут же забурлило. Надо же, обманывать у меня получалось все лучше. Даже мне уже начало казаться, что я колдовством подогрела настойку, а не добавила туда заговоренную соль.
– На, употребляй. Когда обратно полезет, на улицу беги, а то Фая с тебя еще серебрушку за уборку спросит.
– «Когда»? Даже не «если»?
Гном покосился на мелкую фею, гордо восседавшую на моем плече, поднял взгляд к потолку (видимо подсчитывал возможные убытки) и тревожно посмотрел на двери.
– Не побегу, – неуверенно пробасил он, выдохнул и залпом выпил содержимое.
На таверну опустилась благоговейная тишина. Лишь потрескивал огонь в камине, да шипел жир, падая на угли с жарившегося на вертеле кабанчика.
Гном крякнул. Постучал по грудине пудовым кулаком и неожиданно писклявым голосом протянул:
– Норма-ально пошло…
– Мужик! – одобрительно закивали зеваки.
– Ставлю серебрушку, что сдюжит!
– Принимаю!
Гном, услышав о ставках, выпучил глаза, сдерживая просящееся наружу пойло. Я с ужасом смотрела, как вздуваются вены на его шее, как краснеет лицо.
– Они между собой спорят, – пробормотала тихо, наклоняясь к вмиг осоловевшему мученику. – Ты руки не разбивал, тебе доли не будет.
Помогло, гном сделал выбор между: «умереть от стыда» и «заработать», – в пользу первого и вышел из таверны, покачиваясь и икая. Мы тактично замолчали, выжидая положенное для опустошения желудка время.
– А чё ждем-то? – весело проорала Фая, подлетая к окну. – Спит ваш гном прямо у порога. Убрало с одного глотка.
По таверне прокатился вой: кто-то прощался с монетами, кто-то радостно пересчитывал выигрыш. Я же схватила перо и быстро написала на доске, прикрепленной к фляге с самогоном, обновленный счет: «пятнадцать – ноль»…
Таверна была моим детищем, моим спасением. Если бы не она, меня давно бы не было в живых.
Моя история была стара, как мир. Седьмая дочь крестьянина приглянулась очередному титулованному богатею. Посоветовавшись с матерью, я решила, что лучше сгинуть от лап волков в лесу, чем лечь в кровать с прыщавым зазнайкой. После такого «счастья» мне бы никогда не удалось ни выйти замуж, ни создать семью. Впереди меня ждала бы жизнь ночной бабочки: болезненная и крайне опасная, потому не долгая. И я сбежала. Как смогла выскользнуть из деревни (достаточно крупной, надо сказать), как покинула земли людей и добралась до поляны, затерянной на границе с Пустошами, до сих пор не понимаю. Наверно, чудом. Меня не разорвали орки, не перепродали тролли, не схватили ведьмы. Пока плутала по лесу, не встретила ни одного эльфа, не заметила в небесах дракона. Мне невероятно повезло.
На исходе третьих суток наткнулась на покосившийся заброшенный дом и забилась в самый дальний угол. Днем собирала ягоды и грибы, чтобы не умереть с голоду, ночью дрожала от ужаса и холода и таращилась в темноту в ожидании плотоядного нелюдя или охотника, отправленного обделенным любовью воздыхателем за моей головой. Так прошла неделя. Потом вторая. Мой временный дом постепенно преображался: я вымела мусор, убрала паутину, прутьями прикрыла окна, а мхом – щели. Кроватью мне служил еловый лапник, посудой – криво слепленные из глины чаши. Я была счастлива. Одинока, напугана, но счастлива.
Сова появился, когда я собирала малину. Ягоды были мелкие, неказистые, но такие ароматные, что их сладкий запах чувствовался уже в двадцати шагах от кустов. На мгновение я забылась, потеряла бдительность, наслаждаясь давно забытыми чувствами радости и умиротворения. В детстве всегда хмурые сестры улыбались, когда я, гордая и довольная собой, протягивала им в ладошках малину.
Огромная белая туша спикировала мне на голову, кубарем скатилась через плечо и грохнулась на землю, отчаянно хлопая крыльями. Я завопила, увернулась от кривых когтей и бросилась бежать, но поскользнулась и позорно свалилась в малинник рядом с обессиленной птицей.
Я пожалела сову. Почему – не знаю. Накинула на ослабевшую птицу передник и донесла до сарая, взвизгивая каждый раз, как она пыталась достать меня когтем или клювом, затем насильно напоила его водой и накормила ягодами. Тогда Сова выглядел неважно: глаза заволокло мутным гноем, а проплешины на коже были такими большими, что я не понимала, как он вообще смог лететь без перьев, да еще и при свете солнца. К вечеру третьего дня Сова признался, что он бывший фамильяр, что умеет говорить и что терпеть его осталось недолго, ибо он умирает. Я подумала, полежала в обмороке (два раза!) и решила: во-первых, внешность – не главное. Птица, зверь или дух в образе совы – какая разница!? Главное, душа добрая. Во-вторых, разговаривает – это даже хорошо, будет с кем коротать ночи. В-третьих, умирал он ровно до того момента, как свалился мне на макушку, теперь он просто болеет, а я его лечу. Сова меня выслушал, рассмеялся и объяснил, что фамильяр без хозяина и недели не протянет, а его ведьму как раз семь ночей назад охотник лишил головы. Я, справедливо рассудив, что одной в лесу страшно, а вдвоем бояться веселее, предложила себя в качестве новой хозяйки. Сова согласился подозрительно быстро, но тогда я не придала этому особого значения.
