Франция, пригород Каора, замок Шато де Виль, июнь 1922 года
– Зачем Жаку потребовалось так срочно ехать в Лондон? – молодая француженка приятной наружности сидела в соломенном кресле возле живой изгороди в удивительно красивом саду, окружающем старинный замок, и перелистывала свой альбом с семейными фотографиями.
Ее собеседник, молодой человек лет двадцати восьми, пожал плечами и небрежно бросил:
– Поведение твоего брата в последнее время довольно странное, ты не находишь? От него теперь можно ожидать чего угодно!
– Не понимаю, о чем это вы, – девушка резко выпрямилась и захлопнула альбом. Эти двое уже давно обращались друг к другу на «ты», но сейчас ей хотелось подчеркнуть разницу в их положении и немного осадить кавалера. Ее лицо исказила гримаса отчаяния, и девушка тихо застонала.
– Неужели все это связано с приездом месье Буше? – воскликнула она наконец. – Но Жак всегда был благоразумен, к чему заводиться по пустякам?
Молодой человек пожал плечами и потер лоб рукой.
– Мне трудно судить об этом. Мы с Жаком познакомились в непростое время. На войне люди быстро сходятся, но суть человека не всегда можно распознать за дымом пушек и бесчисленным количеством убитых солдат.
– Вы хотите сказать, что вы оба притворялись там, сражаясь за мир? – отчаянно воскликнула француженка. – Но я думала, что во время боя человек становится бесстрашнее и сбрасывает с себя все маски, которые нужны ему, чтобы прятать свое истинное лицо в светском обществе.
– Отчасти вы правы, – кивнул молодой человек, – но, чтобы выжить на войне, иногда приходится вычищать свою душу от всего лишнего, становиться бесчувственным и циничным, даже жестоким.
– Значит, вы считаете, что мой брат тоже мог стать таким? Жестоким и бессердечным? – упавшим голосом пролепетала мадемуазель.
– Зря я напугал вас, – широко улыбнулся ее собеседник, – не берите в голову! Война закончилась четыре года назад, все уже потихоньку возвращаются к обычной жизни, и ваш брат снова стал прежним, таким же славным малым, каким вы знали его раньше. Пойдемте-ка лучше в дом, становится прохладно.
Из-за угла замка показалась тоненькая фигурка горничной в белом переднике. Разглядев молодых людей в саду, она прокричала:
– Мадемуазель, вас зовет мадам. Кажется, какие-то новости от вашего брата.
– Спасибо, Сесиль, уже иду, – махнула в ответ девушка, и служанка исчезла так же незаметно, как и появилась.
– Сегодня во сне я видела мертвых птиц. Это дурной знак, – покачала головой француженка, и ее невыразительное бледное лицо приняло тревожное выражение.
– Сейчас мы все узнаем, – устало протянул молодой человек. – Уверен, с Жаком все в порядке, а ваши сны – это просто результат мигрени, от которой вы страдаете уже два дня.
Он поднялся и потянул девушку за собой. Француженка с тоской взглянула на семейный альбом, небрежно бросила его на кресло и поспешила вслед за своим другом.
Англия, Лондон, госпиталь Святого Варфоломея
Я открыл глаза и с трудом смог перевести взгляд из стороны в сторону. Яркий свет настолько ослепил меня, что я ничего не сумел разглядеть, кроме плохо выкрашенных белых стен, и это навело меня на мысль, что я нахожусь в больнице. Все тело жутко ныло, я попробовал пошевелить пальцами на руках, и острая боль пронзила меня насквозь. «У меня сломана рука, – пронеслось в голове, – наверное, еще и нога. Но что со мной случилось? Как я оказался здесь?»
Как я ни старался, вспомнить ничего не удавалось. Моя жизнь началась с чистого листа в больничной палате.
Вдруг дверь отворилась, и несколько человек, по виду медицинский персонал, буквально влетели в комнату. Они обсуждали что-то в полголоса, и я с трудом мог их расслышать. Язык, на котором они говорили, был не мой родной, но все же я его хорошо знал и прекрасно понимал. Одна приятная молодая девушка, по всей видимости, медсестра, подошла ко мне и бодрым голосом прощебетала: