Тайна спиритического салона «Нить Ариадны»
Мягкий, крупный, словно нарисованный снежок тихо падал, создавая за окнами предвкушение Рождества. Нарядные витрины, полные елочных игрушек, дарили людям ощущение зимней сказки и умиротворенного покоя…
Покой это был, однако же, обманчив: в этот тихий декабрьский день уходящего 1895 года произошли два тревожных события.
***
– Помогите!!! Помогите… – нарядная женщина металась, выбежав на улицу, – да помогите же! Кто-нибудь!
– Что случилось?! –солидный господин, подбежавши к ней, едва успел подхватить даму, которая оседала в снег, указывая слабеющей ручкой на распахнутую дверь
– Там, там! Та дверь, видите? – шептала дама, – Городового, полицию…
Это был первый из трех дамских обмороков в нашей истории. Именно о нем и рассказывал вечером петербургский сыщик Аристарх Модестович Полежаев своей супруге Александрине , сидя в глубоком кресле за чашкой неизменного кофе.
– Это престранно, дорогая. Вообразите – разгромлен спиритический салон «Нить Ариадны». Ну вот – кому он был нужен?
– Грабителю, – предположила его очаровательная дочка, двенадцатилетняя Верочка, высунув носик из-за кресла.
– Нет, в том все и дело. Ничего не тронуто: деньги в ящике стола, ценные вещи в комнате…
– Интересно, – пробормотала Александрина Арнольдовна.
– Да уж. Колоритная картинка – на полу хрустальный шар, карты таро разбросаны, все перевёрнуто. А хозяйка – мадам Мессмер – лежит на полу, с кровью на виске… Клиентка пришла на сеанс, и – вообразите ее испуг…
– А хозяйку убили?
– Нет, только оглушили. Но все золотые украшения были на ней…
– Если это не грабеж, то может, месть?
– Все может быть. Пока что эту даму отвезли в больницу. Предположили месть конкурентов, но у тех алиби.
– А родственники, друзья, муж?
– Муж пропал. Возможно, это его рук дело…
– А как звали мужа? – осведомилась Верочка.
– Неизвестно. Едва ли Мессмер – настоящая фамилия. Скорее всего, псевдоним… Эй! Что там такое?
Эти слова относились к звонку в дверь, а затем чьим-то стремительным шагам. Посетитель, ворвавшийся в квартиру, бежал по натертому паркету тяжелой походкой бегемота, сметая все на своем пути.
– Мадам Белкина, это вы? А что случи… – начала было Александрина Арнольдовна.
Да! Это была ни кто иная, как мадам Белкина – соседка Полежаевых, проживающая этажом ниже, и, по совместительству, маменька Славиньки, друга и неизменного кавалера Верочки.
– Помогите, умоляю… Славиньку похитили! – выкрикнула мадам Белкина, вбежав в комнату, и начала тихо оседать на пол. Это был второй обморок в нашей истории.
Разумеется, даму уложили на диван, сунули нюхательные соли и расспросили подробности. Подробности были такие. Еще днем Славинька вместе с новой гувернанткой отправился на прогулку…
– И ведь говорил же мне мальчик, что эта гувернантка ему не нравится. Нет бы мне прислушаться к словам ребенка, – стонала мадам Белкина.
– А дальше? – не понял Полежаев.
А дальше, как объяснила Белкина – все. Они не вернулись. Вероятно, гувернантка была преступницей, которая похищает детей… Еле вас дождалась, мсье Полежаев, на вас последняя надежда.
– Возьмите себя в руки, – отвечал Полежаев безутешной Белкиной, рыдающей в платочек, – я сейчас подниму на ноги всех городовых. Надо составить описание ребенка и этой вашей гувернантки.
Но составить описание не успели. Ибо в комнату вошла горничная и сообщила:
– Там кухарка господ Белкиных пришла, говорит, что мальчик вернулся…
Эти слова подействовали на мадам Белкину как живительный эликсир. Громко ахнув, она вскочила, а затем, забыв даже извиниться, бросилась к дверям. Следом за ней, прихватив с вешалки свою шубку, метнулась и Верочка, и обе они запрыгали вниз по лестнице.
Пока мадам Белкина, вне себя от радости, обнимала мальчишку, Верочка стояла тихо. Потом пошел шквал вопросов, вроде «Как ты, мой маленький?!», на которые мадам и не желала получать ответы, она желала только излить, выплеснуть свой восторг.
Наконец, Славиньку отправили отпаиваться горячим бульоном, и Верочка смогла задать ему главный вопрос:
– Ты ее часом в Мойке не утопил, эту мымру длинномордую?!
Да простит меня уважаемый читатель, но что правда, то правда: о пропавшей гувернантке Верочка выразилась ужасно непочтительно. Славинька хихикнул и мотнул головой.
– А куда ты ее дел-то?
– Да честно, никуда не девал, – Славинька откусил кусок горячего пирожка. – Сама сбежала, ей-богу.
– Ты что – напугал ее чем-то?
Славинька пожал плечами.
– По-моему, она и без меня то ли боялась чего-то, то ли скрывала…
– Хм?!
Верочка дала Славиньке прожевать пирожок и попросила:
– Ну так расскажи, что случилось?!
По словам Славиньки, случилось вот что. Уехав на извозчике в центр города, они с гувернанткой пошли в небольшую кофейню, известную отличными шоколадными пирожными. Усевшись за столик у большой стеклянной витрины, они мирно пили чай… ну, как мирно…
– Каждую минуту меня дергала! Чашку не так держишь, пирожное не так берешь… Замучила! Вот каждую секунду ей чего-то надо, все что-то стрекочет, просто не даст спокойно поесть!
И тут произошло событие, которое освободило бедного Славиньку от назойливой воспитательницы. Напротив витринного окна остановились двое прилично, по-господски, одетых мужчин. О чем они говорили, понять было невозможно. Но это и не важно. А важно то, что на чопорном лице гувернантки вдруг появилось выражение крайнего смятения. Ее тонкие губы, вечно чопорно поджатые, приоткрылись, глаза широко распахнулись…
– Ты не поверишь, она выглядела как нормальный живой человек! – изумлялся Славинька. – А потом вскочила, что-то прострекотала, и выскочила…
– А что она тебе сказала?
– Я не понял, но она эдак рукой сделала, словно хотела сказать – погоди, я сейчас вернусь. И выбежала.
Далее Славинька видел, как гувернантка пробежала мимо витринного окна, и больше он ее не видел. Вот и все.
– Я ждал, ждал, ждал… а ее нет и нет. Ну – уже темнеть начало. А денег на извозчика у меня нет. Я примерно знал, куда идти, чтобы домой, пару раз спросил дорогу…
– Как ты думаешь, она вернется?
– Дай Бог – не вернется, – радовался Славинька. – Замучила! Спину держи, по сторонам не смотри, везде порядок! Книжки на полке – и те по алфавиту!
***
Утро поначалу показалось Полежаеву спокойным. Серьезных дел было немного; что же до странного нападения на мистический салон, то, по словам его верного помощника Кошечкина, м-м Мессмер пришла в себя.
– Что она говорит? – осведомился Полежаев.
– Почти ничего. Врачи-то мне только две минуты говорить с ней позволили, не больше, – Кошечкин вздохнул.
Кошечкин, надо заметить, был жалостлив.
Поэтому он с грустью вспомнил визит к мадам Мессмер; она лежала на подушках такая осунувшаяся – узкое личико, на котором, «один нос остался». Досталось бедняжке.
