Ранним солнечным утром у восточных ворот столицы Интариса[1] царила тишина. Стражники в это время традиционно скучали в караулке, добропорядочные горожане мирно спали. И даже воры, которых в Аккмале водилось немало, не выходили на промысел до рассвета, потому что на холодных, насквозь промерзших улицах, еще хранящих следы присутствия Ледяной богини, опасно было появляться даже им.
Но, как ни странно, именно это неблагополучное время выбрали трое всадников, чтобы покинуть столицу.
Когда сгустившуюся тишину потревожил звонкий цокот копыт, начальник караула выглянул в окно и, мысленно ругнувшись, с неохотой отворил дверь караулки. В нагретое за ночь помещение тут же ворвался холодный воздух. Стражник едва не поскользнулся на обледеневших за ночь ступеньках. Специальные набойки на сапогах уберегли от позора, хотя настроения, разумеется, это не добавило.
При виде гостей начальник караула обреченно вздохнул: и принесла же их нелегкая в такую рань! Нет чтобы до полудня выждать, когда снаружи потеплеет, а недовольно бурчащих парней наконец-то сменят после дежурства. Но тут один из незнакомцев молча протянул подорожную, и бывалый воин моментально подтянулся: на бумаге мелькнула хорошо узнаваемая печать и личная подпись короля Мирдаиса. Тронь таких – и костей потом не соберешь, а то и вовсе отправишься чистить сточные канавы в Нижнем городе: разменявший вчера девятый десяток король был суров, как и в былые дни. И он ох как не любил промедления с исполнением своих приказов.
Начальник караула окинул ранних гостей внимательным взглядом и мысленно хмыкнул. Если бы не печать на подорожной, он бы непременно поинтересовался, какая судьба свела вместе огненно-рыжего ланнийца[2], стройного юношу, чье лицо было надежно скрыто капюшоном, и совсем уж юную девушку, с нескрываемым интересом поглядывающую на мир огромными синими глазищами. Кстати, капюшон она тоже надела, но, в отличие от паренька, не прятала лицо от посторонних взглядов, и стражник мысленно причмокнул, обнаружив, что девчонка оказалась редкостной красавицей.
Наверное, богатая леди с охраной? Хотя нет. Худощавый юнец, восседающий на роскошном вороном, сильным бойцом не выглядел. А вот ланниец смотрелся внушительно. Был он среднего роста, широкоплеч и подтянут, как всякий закаленный воин. В добротной кожаной куртке, распахнутой на груди и потому не скрывающей багровой капельки обязательного для жителя Ланнии охранительного амулета. В простой рубахе и таких же простых штанах, аккуратно заправленных в сапоги из хорошо выделанной кожи. С доброй полудюжиной ножей на поясе и внушающим уважение мечом, притороченным под правую руку. Кстати, гномья работа. Штучная. Точно такая же, как и парные клинки юноши, держащегося чуть позади и с растущим напряжением посматривающего по сторонам.
Но если нервничающий парнишка не казался опасным, то подозрительно спокойный ланниец выглядел матерым зверем. И он единственный из троицы не носил плаща, а потому начальник караула смог без помех хорошенько рассмотреть узкое загорелое лицо, не скрытое капюшоном, хищный прищур карих глаз, твердый, гладко выбритый подбородок. А еще – тончайшую сеточку морщин в уголках глаз, красноречиво свидетельствующую, что ланниец уже немолод. Но, кроме запоминающихся рыжих волос, собранных на затылке в длинный хвост, да могучей стати, ничего особо выдающегося в нем не было. Просто хороший воин, один из многих, что бороздят пыльные дороги Интариса в поисках приключений и лучшей доли. Например, телохранителем при богатеньких детках.
«Гм, а ведь детки действительно богатенькие, ухоженные, – подумал начальник караула, развернув подорожную и выводя на ней положенную закорючку. – А фигурка у девчонки – и вовсе блеск…»
На этой неудачной мысли ему не повезло замешкаться и едва не поставить на важный документ жирную кляксу. Но тут рыжеволосый вдруг стремительно наклонился, стальной хваткой сцапал его за руку и, отведя ее в сторону, тихо спросил:
– Какие-то проблемы?
Начальник караула на мгновение оцепенел: у незнакомца оказался жуткий взгляд – холодный, неподвижный, пронзительный. Внимательный взгляд опытного убийцы. На разом взмокшего стражника неожиданно повеяло угрозой.
– Н-нет, г-господин.
– Значит, мы можем ехать? – так же тихо уточнил страшноватый ланниец.
– Д-да, конечно.
Рыжий удовлетворенно кивнул, забрал подорожную из мелко дрожащих рук, после чего выпрямился, знаком велел молодым подопечным уходить и, только убедившись, что те благополучно миновали ворота, тронулся сам.
Он неторопливо миновал непонимающе переглядывающихся стражников, с удовольствием вдохнул свежий воздух, которого так не хватало в городе. А оказавшись за пределами столицы, обернулся и с усмешкой бросил тяжелый золотой кругляш – плату за проезд, о которой начальник караула напрочь позабыл. Впрочем, если бы даже и вспомнил, то все равно не рискнул бы ее потребовать, потому что до сих пор не мог отойти от мимолетного потрясения: этот странный чужак одним взглядом сумел выбить его из колеи. Да и то, как он двигался, казалось невозможным – слишком быстро для живого человека.
Золотой с глухим стуком упал в дорожную пыль, отчего немолодой страж чуть вздрогнул и наконец отмер. Однако еще несколько томительных минут он не мог заставить себя подобрать проклятую монету, будто та была не из золота и не превышала необходимую плату в несколько десятков раз, а выглядела злобным выходцем из Нижнего мира.
В конце концов, он переборол нелепые сомнения, нагнулся и подхватил-таки дурацкую монету, машинально отирая ее от пыли. А затем случайно взглянул на чеканку, снова замер, издал какой-то невнятный звук и вдруг обессиленно опустился на землю, словно из тела кто-то разом вынул все кости.
Он никогда прежде не видел ничего подобного, потому что деньги в Интарисе всегда выглядели одинаково – с благородным профилем его величества на аверсе. Так, как повелел еще король Миррд много веков назад. Эльфы чаще всего наносили на монеты изображения своих любимых рун, а гномы отделывались очертаниями Лунных гор. Но сейчас с новенького золотого на оторопевшего стража с ухмылкой смотрела здоровенная зверюга, которую лишь с большой натяжкой можно было назвать собакой. Хищный, непокорный, смертельно опасный зверь. Одним словом, дикий. И этот пес крепко сжимал в зубах искрящуюся огнем семилучевую звезду.
