1. = 1 =
Крупная дождинка звучно шлепнулась на висок – и вырвала меня из благодатной тишины. С протяжным вздохом насыщенные запахи стылой земли, грибницы и поздней осени смешались в глотке с солоноватым привкусом крови и болью, полоснувшей тело.
Я с трудом разомкнул тяжелые веки и сквозь тошноту и мучительный озноб попытался сообразить: где же нахожусь?
Надо мной вечернее небо. Смеркается. Я сижу, опираясь спиной на что-то холодное, от холода клацаю зубами. Пока еще редкие капли дождя громко барабанят по макушке, и мне кажется, будто в мою многострадальную голову вбивают гвозди.
Медленно осматриваюсь. В густом туманном сумраке проступают силуэты обветшалых колонн, одичалые кусты, вековые кряжистые деревья, с качающимися на ветру голыми ветвями. Из-за косой мороси почва, густо покрытая мхом и пожухлыми листьями, почти черная и пахнет тоской.
Не знаю, где я, но разглядывая свои грязные, с узловатыми суставами пальцы, отгрызенные ногти, почему-то первым делом очень удивился их неухоженности. Темные штаны на мне явно несвежие. Такая же куртка с выдранными пуговицами и убогие, исцарапанные ботинки большого размера на худых ногах…
«Ну, я и неряха!» – поразился своей неопрятности, в душе надеясь, что происходящее – лишь сон. Однако время шло, а я так и сидел посреди пугающей, мрачной пустоши.
Чтобы помочь себе скинуть наваждение, силюсь вспомнить имя… И тоже не могу – ничего не помню!
В кустах раздался треск – я вздрогнул и напряженно всмотрелся в заросли. Как же страшно! Сердце бешено скачет.
Собрав силы, сомкнул зубы и попытался встать.
Обломок сырой посеревшей колонны леденит ладонь. Не обращая внимания на холод, я приподнялся, огляделся по сторонам и обмер: за опорой, в сырой опавшей листве лежало распластанное тело девушки в мокром черном платье…
В панике мои колени подкосились, и я упал обратно в грязь.
«Что я здесь делаю?! Что произошло?!»
Надеясь, что ничего ужасного, подполз к ней, протянул дрожащую руку и… сразу понял: она не дышит.
Невидящими глазами незнакомка смотрела в плачущее небо, а я стоял на коленях перед ней и рыдал от жалости.
«За что с нами так?»
Пусть ничего не помню, но уверен: я не мог никого убить!
Холодок прокатился по спине. Или мог?!
Как бы то ни было, надо скорее убраться отсюда, а я, раздавленный свалившимися несчастьями, сижу в грязи и реву как девчонка. Взахлеб, горько, рассматривая раскинутые руки девушки, ее прилипшие темные пряди к лицу и открытые глаза. Никогда не забуду ее.
Но с выплаканными слезами прошла и оторопь, я немного успокоился. Иначе бы так и не заметил, что на ее теле нет ран. Что темно-багровая лужа под нами – не растекшаяся кровь, а краска из жженых трав, тонко пахнущая и душистая. Только какая разница, если девушка мертва.
Сбросив оцепенение, я начал отползать. Однако рука случайно уперлась во что-то острое, скрытое грязью.
Осторожно достал находку и увидел на ладони пуговицу. На куртке как раз не хватает несколько таких же, вырванных грубо, с корнем, как в драке. Но с кем я мог драться? Не с нею же?!
Судя по тому, какой я тощий и слабый, вряд ли бы справился даже с девушкой. Особенно такой рослой и плечистой. Тем более что на ней нет ни царапинки, а мое лицо ноет от побоев. И глаз заплыл. Или она была силачкой?
Снова разрыдался, как слизняк. Руки повисли плетями, но без движения в мокрой одежде сносить ледяной ветер – подобно пытке. Нужно или встать и бежать, чтобы согреться и выжить, или лечь рядом и замерзнуть.
Я медленно встал и, покачиваясь, побрел осматривать окрестности, в надежде найти хоть что-нибудь, что дало бы какую-то подсказку. Обошел все, но больше так ничего и не нашел – ни сумки, ни теплых вещей…
Собираясь уходить с пустоши, вернулся к незнакомке, чтобы сложить ее руки, как полагается усопшим. Потянулся за рукой… – и из ее ладони в мою выпала еще одна пуговица.
Меня затрясло: неужели незнакомка, защищаясь, избила меня? Тогда почему у нее на костяшках пальцев нет ни одной ссадины?!
Косая стена дождя размывала очертания руин, окруженных осенней рощей. Дельного навеса среди развалин не найти, не говоря уже о теплом убежище, да и найдут меня у тела – повезет, если на месте не вздернут, поэтому надо уходить.
По кривой, иногда зигзагами, обходя заросли кустов, я пробирался, сам не зная куда. Запинался о коряги, избороздившие влажную землю, падал, встал и снова брел дальше, пока кубарем не скатился по скользкому, пологому оврагу в низину с расхлябанной жижей.
Ну, теперь я вылитый оборванец! И как докатился до такой жизни? И главное, что делать дальше?
Ощупал осклизлые склоны ложбины и совершенно отчаялся: на такие при свете дня не взобраться, а в ночи и подавно. Придется дальше шлепать по грязи.
В темноте холодная хлябь противно чавкала, булькала, проникала в ботинки. Я старался не думать о ней и живности, которая наверняка водится в грязюке.
«В карманах пусто, идти некуда. Если еще похолодает – к утру сдохну, и закончатся мои мучения. Интересно, я так всегда жил, или неприятности только начал…ись?!» – поскользнулся и упал плашмя на спину.
Голос писклявый, ломающийся. И ругаться не умею. Лишь жалобно всхлипнул и, клацая зубами, как бродячий пес при ловле блох, пополз дальше.
От страха, обиды и боли совсем раскис. Хотелось свернуться калачиком, немного перетерпеть холод, заснуть навсегда. Но я продолжал брести. Почему? Сам не знаю, наверно, из любопытства и еще теплившейся надежды на счастливый исход.
В темноте шелестел дождь, иногда ухала редкая птица, а когда рядом послышалось тоскливое волчье завывание – я припустил вперед.
Ветки хлестали по лицу. От влаги чесались ссадины, но я гнал, как очумелый. И лишь милость свыше берегла мои глаза от повреждений.
Протяжный, жуткий вой раздался слева…
Быстрее бежать уже не мог. Сердце гулко грохотало, ноги дрожали от бессилия. Но я так напуган, что пополз в гору, не обращая внимания на треск разрываемой сучьями ткани. Конечно, совсем скоро пожалею, что не сберег единственную одежду, но пока важнее спастись…
Не знаю, чем бы закончилось дело, если бы небо не озарила вспышка. Нескольких мгновений хватило, чтобы я успел разглядеть едва заметную тропку. Хватаясь за соломинку, побрел по ней, надеясь, что выйду к деревушке или другому людному месту, где найду укромный уголок, или наткнусь на высокое кряжистое дерево.
«Если заберусь повыше – волки не достанут, а потом что-нибудь придумаю…» – думая о зверях, я совершенно позабыл, что голодное брюхо и человека толкает на не менее ужасные поступки. Спохватился, лишь когда вонючая рука схватила меня за волосы, и в горло больно уперлось холодное острие.
– Добыча! – зло просипели за спиной, обдав меня смрадным дыханием. Я почти перестал дышать. Нож вонзился сильнее, и горячей струйкой потекла кровь. – Деньги! – Меня с острасткой тряхнули, вырвав изрядный клок и так негустых волос.
