Судьба. Связь событий и обстоятельств, решений и поступков, побед и поражений. Предопределение всего, что было, есть и будет. У судьбы много имён: рок, фатум, доля. Судьба тотальна, непознаваема и независима. Но чья рука правит её вожжи? Богов, природы или наивысшего разума? Ответа нет, его нам не дождаться. В жизни каждого из нас наступит день, когда начнут разбег великие ветра. Ветра Перемен. И жизнь уже никогда не будет прежней. Застыв на пороге Бури, принять решение и сделать верный шаг – вот удел каждого. Но как же знать, какой из шагов вознесёт к небесам, а какой низвергнет в пучину пропасти? Нам видеть не дано, дано лишь чувствовать.
Судьба сама всё предрешит. Однако выбор все же есть. Нет неправильных дорог, решений и поступков. Они верны, верны все, ибо они – наши. И помнить стоит лишь одно: Ветра Перемен подхватят каждого. Тех, кто выбор свой полюбит всем сердцем и душою, кто не воспротивится ему, а сделает его единственным и верным, – лишь тех Ветра вознесут к звёздам. Прочих же сомнёт, раздавит и прижмёт к земле. Туда, где Прах.
Оно всё здесь пред нами… Лишь руку протянуть.
А что же было в начале? До раскола континентов, первых рас и даже до богов? Я вам отвечу: началом всему был Хаос. Он нас породил… в него мы и уйдём.
Они стояли в круглом помещении с аркой. На улице шёл дождь. Голубые вспышки молний озаряли свинцовое небо. Выл ветер.
– Что это за запах? Конюшня? Какой идиот додумался построить конюшню на вершине башни? – закричал вор, озираясь по сторонам. – Ты зачем нас сюда привёл?! Теперь мы точно покойники!
– Заткнись! Сам ты идиот! – рявкнул в ответ принц, подбегая к стойлам.
– Помоги мне, скорее же! – Чародей захлопнул дверцу и вместе с вором водрузил тяжёлый затвор на петли.
Послышалось конское ржание. Цоканье копыт по каменному полу. Принц вывел коня – большого и чёрного, словно уголь. Конь был непростым. Вдоль его крепкого тела лежали длинные, усеянные тёмно-серыми перьями крылья.
– Что?! – Вор схватился за голову. – Что это? Крылатая лошадь?!
– Пегас, Конь Ветра, – ответил чародей. – На юге их называют Тулпарами, а на востоке – Чхоллима…
– Да плевать я хотел, где и как их называют! – заорал не своим голосом вор. – Что мы будем с ним делать?!
– Полетим? — неуверенно отозвался принц. – Другого выхода нет…
С лестницы послышался топот. Крики и звон железа. В дверь резко ударили. Петли и засов выдержали. Ещё удар. Вся троица притихла. Конь, услышав шум, испуганно заржал и попытался укусить отскочившего принца.
– Они там! Там!
– Навались!
– Никак…
– Кретины! Чего вы, как девки, возитесь?! Рубите дверь! Живо!
Град ударов. Захрустело. Чуть выше засова откололась щепа, образовалась щель. В тёмную башню проник лучик света. «Дверерубы» с утроенным рвением продолжили работу.
– Открывай ворота! – закричал вор. – Скорее!
Принц и чародей бросились к подъёмному колесу. Решётка в арке с лязгом поползла наверх. Вор, подняв руки, приблизился к бьющему копытом и трясущему мордой животному.
– Тише, тише, дружок! Ну, ты чего? Я тебя не обижу! Честное слово, не обижу! Ты же прям один в один, как мой прошлый скакун. Его Соколом звали, представляешь? Каким же надо быть бараном, чтобы коня птицей назвать, верно?
Крылатый скакун отступил, но ласкового голоса всё же послушался и, опустив морду, позволил себя погладить.
– Вот и молодец, вот и умничка. Эй, чего вы там возитесь?! Быстрее!
Вор, запрыгнув коню на спину, подал руку принцу, помог ему забраться. Последним, уже на круп, сел чародей.
– Тесновато будет… – промямлил он.
– Можешь слезть! – оборачиваясь, огрызнулся вор. – Хватай его за талию. А вы – меня! Ну же, ваше хреново высочество! Упасть хотите?!
Принц скорчил мину, но всё же послушался. В двери уже образовалась брешь, послышались уверенные крики. Щёлкнул арбалет, ещё один. О стену звякнули болты.
– Не стрелять! Живыми брать, живыми!
Чародей обернулся и вскинул руку. Сверкнуло бирюзой, грохнуло. За дверью закричали, кто-то взвыл. Запахло свежестью, как после грозы. Конь испуганно заржал и попятился к двери, которой больше не было.
– Лео! – Чародей заглянул в глаза вору. – Уноси нас отсюда, сейчас же!
Он ударил пятками. Конь, словно только и ждал этого, тут же помчался вперёд. В небольшом помещении гулко загремел топот копыт. Стремительно приближалась арка. Когда они выскочили на воздух, в лицо ударили холодные капли дождя. Край выступа неумолимо приближался. Небо озарилось яркой вспышкой.
«Неужели я сейчас умру? На крылатом коне, с другом и принцем за спиной, разбившись о землю?»
Тропа резко оборвалась. Конь с диким ржанием скакнул вперёд, и они взлетели. Ненадолго. В ушах засвистел ветер, сердце подскочило к горлу, и чёрная земля ринулась им навстречу. Их разделяли сотни футов, но разве это расстояние для тех, кто камнем падает с небес? Вор, принц и чародей до самого конца верили в то, что Конь Ветра вот-вот расправит крылья. Что они пушинкой взмоют вверх. Где их уже подхватит ветер и унесёт в спасительную ночь. Но земля верила в другое. Тянула и звала к себе. Словно кричала: «Вы мои, до самого конца!»
И она встретила их. Твердостью. Безмолвием. И вечной темнотой в глазах.
Туманы времён медленно сгущались. Они клубились и сплетались в безумном танце. Мелькали силуэты, видения, образы. В них проступали очертания и миражи. Прошлого. Настоящего. Будущего. Того, что уже происходит наяву, и того, чему произойти не суждено. Наконец, так же медленно, как и возникли, Туманы рассеялись. Им на смену явилась Ночь.
Она окутала своим покровом огромный город, и ничто не могло укрыться от её вездесущих рук: ни дома, ни переулки, ни площади. Верная слуга Ночи – Темнота – заполонила собой всё. Её бестелесные прислужники-тени, забравшись в самые глубокие закоулки, улеглись на своих местах и забылись безжизненным сном. Однако не все тени спали. Если бы кто из смертных в тот час дерзнул забраться на высокий балкон городской ратуши, то он увидел бы пару живых теней в лоне тленной темноты.
Первая из них куталась в чёрный плащ с высоким воротником, застёгнутым изящной фибулой1 в форме креста с рубином по центру; она делала это скорее по привычке, нежели от холода. Вторая, в свою очередь, настолько плотно сливалась с мраком, что даже первая из теней едва различала её в ореоле тьмы, царящей на том балконе. И даже когда лунный свет упал на обе тени и заставил первую обрести черты высокого худого силуэта, вторая осталась неизменно непроглядной. Лишь в серебряных лучах сверкнул изящный перстень в виде трёх театральных масок, отображающих три различных настроения: печаль, равнодушие и радость.