Путнику во время переезда из Сергиева скита в Оптину пустынь на протяжении 109 верст, с пересадкой в Сухиничах, приходится претерпевать целый ряд самых досадных неудобств, в особенности, если он едет в третьем классе. Но как только он выйдет из вагона на станции Козельск и сядет пусть даже на самого плохого извозчика, то, отъехав от города, увидит в перспективе раскинувшуюся на бархате изумрудной зелени изумительную по своей красоте Оптину пустынь.
Колокольня в Оптиной пустыни
Оптина пустынь находится в трех верстах от Козельска, и, благодаря своим этнографическим условиям, совершенно изолирована от мира. С трех сторон она защищена от соседних селений дремучим лесом, настолько девственным, что в нем, благодаря строгому запрещению охоты, совершенно свободно располагается всякая дичь. Целыми гнездами живут цапли, и во время вечерней зари, когда еще не разлетался выводок, оглашают окрестность самым невообразимым, самым непередаваемым криком. Неосведомленный в этом направлении человек обыкновенно останавливается, не знает, на что подумать, и с нетерпением ждет первого встречного, чтобы выяснить причину и происхождение этих звуков. С четвертой, западной, стороны, почти у самых стен величественных храмов обители, течет неширокая, но очень глубокая, быстро бегущая речка Жиздра, приток Оки. По левому берегу Жиздры широким ковром раскинулся роскошный зеленый луг, который идет вплоть до большой дороги на Калугу и на котором кроме небольшой извилистой речки Клютомы, притока Жиздры, и нескольких небольших озер, красиво раскинулась чистенькая, нарядная, особенно летом, поддерживаемая обителью деревня Стенино.
Если же к этому добавить то, что через речку Жиздру существует только лишь одна переправа в пустынь на пароме, напротив самого монастыря, и что этот паром содержится пустынью и обслуживается ее иноками, следовательно, находится под ее контролем, – тогда будет вполне понятным, что площадь, лежащая под Оптиной пустынью, как будто самой природой назначена для таковой.
Не буду утомлять вашего внимания историческими справками относительно этого великого, хорошо сохранившегося памятника христианского уклада русской жизни. Могу рекомендовать книгу: «Историческое описание Козельской Оптиной пустыни и Предтеченского скита Калужской губернии, составленное Е.В.». Скажу только одно, что эта обитель пережила чрезвычайно много тяжелых моментов.
Точно указать время ее возникновения не представляется возможным, равно как и то, кто был ее основателем. Существует на этот предмет очень много преданий , но все они не являют собой того прочного материала, на котором можно было бы построить самые первые страницы истории этой обители. И, между прочим, как на одно из характерных в этом направлении, можно указать на местное предание такого содержания.
М. Нестеров. «Монах»
Очень давно на Руси, в отрогах непроходимых дремучих Брянских лесов, жили два разбойника: Кудеяр и Опта.
Тот лес, который служил естественной крепостной защитой от татарских полчищ, Литвы и во время междоусобной борьбы удельных князей для города Козельска, сильного и славного в то время города, этот же лес служил лучшим бивуаком разбойничьих шаек жестоких грабителей.
Много лет оба разбойника наводили ужас на окрестности, не щадя ни старого, ни малого, наконец что-то совершилось необычное в душе Опты, и разбойники разошлись. Кудеяр отправился в Пензенскую губернию, где долго еще наводил ужас на беззащитных обывателей, а Опта, резко изменив образ жизни, создал две пустыни: одну в Орловской губернии, Волховского уезда, а другую – в 70 верстах от первой, описываемую нами Оптину пустынь; поэтому эти две обители и назвались именем их созидателя, «Оптиными».
В основу обеих обителей, а в особенности последней, где и окончил свою жизнь Опта, были положены три правила: соблюдение строгой иноческой жизни, сохранение нищеты и стремление всегда и во всем проводить правду, при полном отсутствии какого-либо лицеприятия.
Это говорит народное предание.
Что касается исторических исследований, то они свидетельствуют, только лишь предположительно, что эта обитель основалась вскоре после того, как козельчанами было принято христианство. Тогда монашество являлось вообще как первый цвет принятого православия и самой совершенной формой его выражения. Это подтверждается историческими справками, свидетельствующими, что после принятия православия всегда, как естественное выражение первой горячности веры новообращенных, у нас, в России, до монгольского периода, созидалось много монастырьков, пустынек, строенных не князьями или боярами, а самими отшельниками; не серебром или золотом, а слезами, пощением, молитвою, бдением, потом и трудами самих подвижников.
И. Левитан. «Тихая обитель». 1890
Так или иначе, Оптина пустынь была известна много раньше истории о ней и служила с давних пор местом и обиталищем таких великих подвижников, при виде которых в душах благочестивых посетителей воскресала память о древнейших монастырях далекого Востока первых веков христианства.
И действительно, если взглянуть даже бегло хотя бы только на последнее столетие этой великой обители, которое является самым блестящим периодом развития в ее насельниках духовной жизни, чтобы иметь полное основание утверждать, что в более отдаленную эпоху, эпоху, не зараженную тлетворной культурой, насельники этой обители были великими подвижниками и молитвенниками за православную Русь.
В. Саврасов. «Монастырские ворота». 1875
Как и все, не принадлежащее миру сему и не от мира сего насажденное, Оптина пустынь, пожалуй, более чем всякая другая русская обитель, претерпевала самые ужасные и самые разнообразные угнетения, обиды, бедность. Ее неоднократно упраздняли, потом опять возобновляли. Неоднократно она подвергалась излюбленной сатаною форме гонения на всех работников Божьей нивы – клевете, но на ней оправдывались слова Христа, предохранявшего эту церковь, этот союз желающих служить Ему от нападения ада. Она возникала из пепла, из горькой нищеты, и кресты на ее Божественных храмах снова ярко блистали под голубою лазурью небес, окруженные, как естественными стражами, колоссальными соснами и дубами.
Чтобы иметь хотя бы слабое понятие о том, какие были иноки доброго старого времени, какими уставами руководились они, я позволю себе указать на две исторические выдержки.
Первую – это завещание монаха скитской жизни, преподобного Нила Сорского, скончавшегося в 1508 году. «Монахи, – наставлял он, – должны пропитание снискивать трудами рук своих, но не заниматься земледелием, так как оно, по сложности своей, неприлично монашеству; только в случае болезни или крайней нужды принимать милостыню, но не ту, которая могла бы служить кому-нибудь в огорчение; никуда не выходить из скита и не иметь в церкви никаких украшений из серебра или золота, ни даже для святых сосудов, а все должно быть просто».