В виденьях темноты ночной
Мне снились радости, что были;
Но грезы жизни, сон денной,
Мне сжали сердце – и разбили.
© Эдгар По
Шёл сильный ливень. Тёмные тучи охватили слабое солнце, не давая надежду на лучик света. Ветер улетучивал на юг грязные мысли. Красота безлюдного поля была прекрасна, и казалось, что маленькие капли – это живые люди, что создавали ощущение оживлённого города. Именно таким запомнился день Пак Чанёлю.
– Я люблю тебя, – тихо прошептала взмокшая Бэкхён посреди шумного поля.
– Прости, – коротко ответил Чанёль, склонив голову перед своей лучшей подругой, чувствуя вину и тревогу за ту боль, которую сейчас причиняет. – Я не чувствую к тебе того же.
– Нет, не извиняйся! – улыбнулась Бэкхён навязчивой улыбкой, от которой собирался жёсткий ком в горле. – Ты не виноват.
Пак знал, что он разбивал сердце Бэкхён на мелкие кусочки. Он знал, что эта её улыбка была олицетворением боли и пустоты. Он знал…
В тот момент ливень стал литься ещё сильнее. Капли, что изображали искусственных людей, стали избивать беспощадного Чанёля за то, что тот не может ничего выдавить из себя, кроме плоского «прости».
После этого признания Бэкхён старалась вести себя так, будто ничего не произошло. Она продолжала смеяться над неуклюжестью своего лучшего друга, над историями о его новых подружках, над плоскими шутками младшего. Она старалась сделать всё возможное, чтобы этот инцидент никак не повлиял на их многолетнюю дружбу. Чанёль же всё это время корил себя. Он старался не показывать волнение за Бэкхён и смеяться вместе с ней над всякими мелочами, но с каждым днём это становилось всё тяжелее, ведь он видел, как Бэк страдает. Хоть старшая и выдаёт отрепетированную лыбу, но тело страдает от душевной боли, что убивает её изнутри. Она сильно похудела, и так бледная кожа побледнела ещё больше, от бессонницы появились чёрные мешки под глазами. Она вяла на глазах у Чанёля.
– С тобой всё хорошо? – наконец, в один из ясных будней спросил Чан с волнением в голосе.
– Нет, – съёжилась Бэкхён, яростно перебирая огромное количество бумаг, что лежали в хаотичном беспорядке на её маленьком столике. – Кто человеку даст столько работы на один день? Иногда меня раздражает, что самолюбивые писатели просто вручают книгу на триста страниц и требуют, чтобы им отредактировали её на следующий день.
– Я не об этом. Ты сильно похудела. Ты хорошо питаешься?
Немая тишина встала между ними, словно Бэкхен не ожидала такого вопроса. Она будто задумалась над сказанным.
– Как не похудеть с такой работой? – опять улыбнулась натянутой улыбкой Бэк.
Чанёль не верил ни одному слову этой девчонки, но он просто кивнул, будто был удовлетворён и этим ответом. С одной стороны, Бён была права, ведь Чан видел объем её работы и сколько времени она проводила за бумагами. Может, она всё-таки права. Это просто усталость…
С каждым днём Бэкхён и Чанёль отдалялись друг от друга, увеличивая разделяющее их пространство. Это расстояние превращалось в вечность, заполняемое пустотой и нехваткой воздуха друг друга. Бэкхён была занята редактированием множества книг, а Чанёль старался уделить каждой новой подружке больше тепла и заботы, но даже если Бэкхён освобождала одну маленькую минуту и звонила Чану, то он, независимо от времени, места, случая, отвечал на звонок и вечно задавал один и тот же износившийся вопрос: «У тебя всё хорошо?» А Бэкхён всегда бормотала в трубку тихим голоском: «Я в порядке, ведь я услышала твой голос».
Звонки от Бэкхён стали всё чаще заканчиваться кратким «я люблю тебя» или «я скучаю по тебе». Если раньше старшая просто не позволяла себе таких самых простых, но глубоких слов, опасаясь за их дружбу, теперь расстояние между ними заставило её отказаться от своих стереотипов. Чанёль на эти послания ухмылялся и просто отвечал мгновенное «да» с улыбкой до ушей. Его тело наполнялось чем-то тёплым, тем, что не могла вызвать ни одна его девушка.
После разрыва со своей очередной стервозной подругой у Чанёля прибавилось свободного времени. Его ничего не держало, чтобы начать опять видеться с Бэкхён и начать общение с чистого листа. Наверстать все упущенные улыбки Бэк и её очаровательный смех, что ласкал ухо Чана. Вновь почувствовать её вязкий, но нежный запах.
Он пошёл к Бэк в одно из светлых воскресений, когда солнце обвивало шумный город. Купив маленький, но аппетитный тортик, Чанёль уже представлял радостное личико Бэкхён и горящий взгляд на этот самый незамысловатый тортик.
Постучавшись в маленькую квартирку на седьмом этаже тихого района, ему открыла его БёнБэкхён. Его маленькая озорница, что так редко звонила. Всё было абсолютно так, как представлял Чанёль. Её удивление, горящая улыбка, светлые глаза и родной запах, что исходил от Бэкхён… Всё было слишком идеально, чтобы оказаться правдой. Будто всё было задумано по сценарию.
– Чанёль! – радостно крикнула Бэк, обхватив руками твёрдую талию парня, вдыхая его запах.
В тот момент не было никаких нудных вопросов: «Какими судьбами?». Было только робкое, но нежное «я скучала».
Чанёль потрепал подругу за волосы и нежно улыбнулся, будто его единственная цель в жизни, к которой он шёл, сбылась. Его глаза светились нежностью и облегчением.
– Я пришёл…
Бэк не хотела отрываться от крепкой груди парня, но через некоторое время она всё же впустила его в своё одинокое жилище.
Взгляд Чанёля при входе упал на тот самый маленький столик с вечной бумажной работой Бэкхён. Дело в том, что сейчас этот столик был абсолютно чист, а на месте той огромной горы пыльной бумаги стояли их снимки с пяти лет и до настоящего времени.
– Ты решила навести порядок? Теперь ты работу хранишь в специальном месте? – посмеялся Чанёль, высматривая издалека их детские фотографии.
Бэкхён эгоистично промолчала. Она с повседневной привычной улыбкой неторопливо принесла им двоим по бокалу крепкого вина. Хоть Чанёля эта улыбка и согревала, сейчас в ней таилось что-то непонятное. В душе пробудилось волнение за Бён.
Всё это сильно настораживало возбуждённого Чана. Да, возможно, Бэкхён уставала от работы, недосыпала, переутомлялась, но ей нравилась эта перезагруженная работа. Ей нравилось видеть своё имя среди многочисленного количества бесцветных книг в книжном магазине. Ей нравилось это лишь потому, что она сама была бесцветной, ничем не выделяющейся среди других.
