Дверь камеры предварительного заключения с оглушающим лязгом и скрежетом, будто нехотя, отворилась, и на пороге появился немолодой розовощекий надзиратель. Он привычным хамовато-наглым взглядом ощупал каждую фигуру настороженных угрюмых мужиков.
– Все четверо тута? – ухмыльнулся он и издевательски, – ну-ну, преступнички…
– Нас еще не судили, – подал голос небольшого росточка мужик, склонившись к столу, – так что не имеете права…
– Заткнись, падла! – рявкнул надзиратель. – Тебя не судить надо, тебе девять грамм свинца в лоб! За твои художества.
– А ты докажи мою вину, – гнул свое мужик, – тогда и называй меня преступником! Меня даже не арестовали, а только задержали…
– Молчать! Ишь, законник выискался! Скажем спасибо, что я занят сейчас другими делами, а то бы я тебе показал! – он погрозил издали кулаком и перевел взгляд на растерянного сухощавого мужчину, с грустными синими глазами, стоящего в противоположном углу. – Ты – Метелкин? Давай на выход. Тебе свидание с родственником.
– Везет же людям, – вздохнул молодой парнишка, закуривая сигарету, – два часа назад привели, а уже свиданку дают! А меня вот уже третьи сутки никто дома не хватился.
– Да кому ты нужен, педик хромоногий! – заржал надзиратель и громко захлопнул за собой дверь.
Метелкин шел впереди, надзиратель топал вперевалку следом.
– Лешка, – обернулся к нему Метелкин, – мы с тобой пятнадцать лет знакомы, но я никогда не думал, что ты такая сволочь.
– Да брось, Григорич. Это я так, дурачусь… Я ведь никогда никого не ударил.
– А людей унижать зачем?
– Да обрыдло все. И бросить службу не могу. Пацанов растить надо, сам знаешь, их у меня двое. Ну куда я еще пойду? Я же ничего не умею…
– Ну и дурак! Учиться надо было.
– Ха! Учиться! Ты вот полковник в отставке, уж куда как ученый, а сюда ко мне попал.
– И ты не веришь? Лешка! Не веришь, что я Любку не убивал?
– Верю. Не убивал ты свою Гангрену. Но ее, падлу, надо было еще раньше убить. Стервозная баба.
– А по мне, так пусть бы жила! Мне ее жалко…
– Все, Григорич, – зашептал почти в затылок Метелкину Лешка-надзиратель, – тебя Валька ждет. Потом поговорим.
Валентин увидел Метелкина, улыбнулся ему вымученной улыбкой:
– Привет, Витек! Мне Лешка позвонил на работу, я все бросил и к тебе. Еле доказал, что, мол, брат двоюродный. Что случилось? Неужели кого-нибудь" Жигулем" сбил?
– Что ты, Валентин, меня не знаешь? Да я за всю жизнь кошки не задавил… – Метелкин скривился, словно у него вдруг заболел зуб. – Беда случилась, – слезы выступили на глазах и быстрыми горошинами покатились по щекам к подбородку. – Гангрена убита…
Валентин вдруг зашмыгал носом, поправил привычным движением очки, долго молчал, потом заговорил медленно, едва подбирая от растерянности нужные слова:
– А ты здесь причем? А… когда? Я не понимаю…
– Я тоже не понимаю. Только на ручке топора, которым я обычно мясо рубил нашли мои отпечатки пальцев.
– Когда это было?
– Вчера вечером.
– А как ты об этом узнал? И где тебя взяли? Ведь ты же ушел от нее насовсем. Или решил вернуться?
– Нет. Просто у меня остались ключи от ее квартиры. Вечером холодно было, ну я вспомнил, что свою куртку забыл, она висела на вешалке за дверью. И пошел за ней. Зашел, взял куртку, потом подумал еще: надо Гангрену предупредить, что я куртку взял. Включил свет, глянул, а она на пороге кухни лежит. Я думал ей плохо, подошел… кровь сразу не заметил, ты же знаешь, там дорожка красная… Повернул голову… а она мертвая. Кто-то ее по черепу топором… Я, честно, испугался, рванул из квартиры. Все ходил и ходил вокруг дома. Не зная, что делать, а потом пошел к сберкассе и позвонил из автомата в ментовку. Прилетели орлы мигом. Я им все объяснил, а они с меня отпечатки пальцев давай снимать. Ну и на ручке топора нашли мои отпечатки. Я им говорю: я позавчера мясо рубил. Не верят. Кровь на топоре Любкина. Ну и закрутилось…
– Ты про те деньги, ну… про двадцать одну тысячу им сказал? Сказал, что она тебе их не вернула? – допытывался Валентин, все больше шмыгая носом.
– Сказал.
– Дурак! – разозлился Валентин на друга. – Кто же тебе поверит, что ты не убивал? Деньги-то целы?
– Денег в квартире нет.
– Ну, вот видишь… Ладно, Витек, не раскисай. Мы что-нибудь придумаем. Адвоката хорошего надо найти.
– Неплохо бы. У меня осталось двадцать восемь тысяч… Как думаешь, хватит? Можно машину продать…
– И с чем ты останешься? Квартиру ты уже продал.
– Так я же хотел дом в деревне купить.
– Черт знает что! Витек, все ты мечешься, все оставляешь своим бабам, а сам…
– А что сам? Не хватало мне еще силой вырывать у Любки деньги. Хорошо, хоть двадцать восемь тысяч отдала.
– Ну правильно, а двадцать одну оставила себе на мелкие расходы.
– Да ладно. Она мне уколы делала, когда мне плохо было. Заработала, так сказать, – Метелкин улыбнулся сквозь слезы. – Жаль, не успела воспользоваться… Все-таки не такая уж она и стерва была.
– Ну все, тебе пора. Да, Витек, в нашем доме живет мужик, про него говорили, что он вроде частный сыщик. Может подключить его? Пуская пошустрит. Вдруг что-то найдет?
– А что он может найти? – безнадежно махнул рукой Метелкин.
– Не скажи! Сыщики могут больше, чем менты. Я в этом уверен.
– Детективов начитался, Валька. Я не верю. Мне теперь свободы не видать.
– Ну нет! Правда – она всегда правда. Так я схожу к нему.
– Как хочешь, – вяло махнул рукой Метелкин и, завернув руки за спину, опустив голову, медленно пошел впереди Лешки-надзирателя.
Валентин смотрел вслед уходящему другу и сердце его так защемило, что он невольно прижал к груди ладонь, чтобы унять нахлынувшую боль.
Валентин вернулся на работу, но делать практически ничего не мог. Промаялся до обеда и отпросился у мастера, сославшись на плохое самочувствие. Мастер внимательно вгляделся в лицо своего подчиненного, выискивая следы глубокого похмелья, но ничего не обнаружив, огорченно вздохнул:
– Я могу понять, если бы ты вчера надрался до чертей, но ты же трезвый! Когда это ты болел? Сколько тебя помню, такого с тобой не случалось. Да и комиссия сегодня, как на грех… – он снова вздохнул, – уборкой надо заниматься. Немцы в два часа прибудут. Договор будем заключать.
– Да знаю я про немцев, – поморщился Валентин. – Протри глаза, оглянись! Я весь участок еще до семи утра вылизал. Нигде ни соринки. Что я робот? Заболеть не могу?
– Ладно, ладно, не горячись. Но если завтра не придешь, чтобы больничный был, иначе… Сейчас рабочей силы навалом, тебя любой заменит.
Валентин, переодеваясь, матерился на всю раздевалку. Ему было страшно обидно выслушивать такое от мастера, которому он сам же помог устроиться к ним на завод. Несколько лет назад они вместе работали в литейном цехе, только Валентин был старшим мастером цеха, а Олег был в его подчинении мастером на участке прессформ. И частенько приходил на работу с такого глубочайшего похмелья, что до обеда не мог в себя прийти. А когда прокатились волна сокращения, то Олега сразу же и сократил. Впрочем, цех недолго продержался, его закрыли за отсутствием заказов и Валентин тоже оказался безработным. Полгода перебивался случайными заработками, а потом повезло: знакомый технолог устроил его на «Нефтемаш». Ему предлагали должность мастера, но он отказался, сославшись на усталость от беготни, да и производство незнакомое. И пошел в подсобники. А место мастера по его рекомендации получил Олег.
