июнь 2003 года
«…Тогда Герострат, который, наподобие старухи
Шапокляк, считал, что хорошими делами прославиться нельзя, решил стать
известным благодаря делу плохому и поджег храм Артемиды Эфесской, считавшийся
одним из семи чудес света. Когда суд установил причину преступления, было
вынесено решение: «Забыть Герострата!»
По домам днем и ночью ходили судебные исполнители и
спрашивали: «Кого надо забыть?»
«Герострата», - в обязательном порядке отвечали им.
С тех пор прошли века, имена строителей храма канули в Лету, а имя Герострата
помнит каждый школьник.
Нечто подобное происходит и с нами. Наверно, у
многих из нас есть в памяти такой человек, который если не разрушил жизнь, то
оставил тяжелый след в душе. Человек, которого надо забыть, и чем скорее, тем
лучше. Но чем больше пытаешься забыть, тем чаще вспоминаешь, потому что тебе
выпало любить Герострата!»
Откинувшись на спинку стула, я перечитала набранное.
Никуда не годится! Напыщенно, претенциозно и… в
общем, глупо. Статью о психологической зависимости, которую мне заказал один
женский журнал, надо было сдать завтра. В самом крайнем случае, послезавтра. А
у меня еще конь не валялся. И, похоже, валяться не собирался. Казалось бы,
почему не написать «с себя» - опыта достаточно. Но вот не писалось.
Я встала, походила по комнате, покрутила во все
стороны головой: в последнее время стоило полчаса посидеть за компьютером, и
где-то между шеей и правым плечом начинало противно ныть. А когда-то ведь
сидела по восемь-десять часов - и ничего. Как-то некстати вспомнился «Фауст»:
Лишь человеку минет тридцать лет -
Он как мертвец уже созрел для гроба.
Тогда и нужно всех вас убивать.
Если следовать этой логике, жить мне осталось меньше
двух лет.
Может, сходить за продуктами? То, что холодильник
напоминает пустыню Гоби, не беда, мне вовсе не повредит скинуть пару-тройку
килограммчиков. Но вот кофе осталось на одну чашку, а это уже катастрофа. Без
кофе я жить не могу. Пусть он будет самый дрянной, на который настоящие
кофеманы и не посмотрят, - лишь бы в нем был кофеин. Без чашки с утра и еще
нескольких в течение дня я не человек, а злобное унылое чудовище.
На пути следования попалось зеркало: не заметив как,
я добралась до прихожей. И правда, чудовище. Немытая, нечесаная, в затрапезном
халате. Вообще-то временами я бываю очень даже ничего. Когда мне надо. Правда,
ничего хорошего от этого самого «ничего» пока не проистекло. Скорее наоборот.
Я рассматривала себя, вернее, свое пыльное смутное
отражение.
Можно подумать, увидела что-то новое! Рост - от
горшка два вершка, всего-то метр шестьдесят. Не худая и не толстая, не корова,
конечно, но и не газель. Так себе фигура. На голове клочкастый рыжий веник,
уложить который в прическу - сплошное мучение. Яна, моя парикмахерша, каждый
раз грозится подстричь налысо. Обычно я себе не нравлюсь, хотя и пытаюсь
убедить, что пока не полюблю себя сама, не полюбят и другие.
В моем активе пара-тройка школьных симпатий,
семилетний брак, тихо скончавшийся три года назад, и несчастная любовь, которой
недавно стукнуло шесть лет. Нет, я ничего не перепутала, просто несчастная
любовь наложилась на брак, от чего тот и развалился. Вернее, и от этого тоже. С
тех пор я одна. Временами с кем-то знакомлюсь, или со мной знакомятся, но дело
ограничивается одним-двумя свиданиями, редко больше. И вовсе не потому что
обжегшись на молоке, или потому что я такая разборчивая невеста, вроде Агафьи
Тихоновны. Психоаналитик, наверно, сказал бы, что я просто боюсь снова полюбить
и обломаться, но, скорее всего, дело в том, что я до сих пор люблю Герострата.
Настроение мое было созвучно тому, что наблюдалось
за окном: мрачно и уныло. И это лето! Я родилась в Питере, тогда еще
Ленинграде, прожила в нем до четырехлетнего возраста, потом меня привозили в
гости к бабушке, наконец я вернулась. И вот уже третий год не могла
привыкнуть к ледяному ветру, дующему со всех сторон одновременно, к сырости и к
тому, что первым вопросом, возникающим каждое утро, является прогноз погоды.
Лето для меня - это жара, духота и пляж до копчености. Хотя я, как и любой
сочинский абориген, на море ходила раза три за лето. Но десять градусов тепла в
июне - это уж слишком!
Наконец я мобилизовала себя на подвиг, почистила
зубы, кое-как расчесала свою львиную гриву и натянула джинсы. Телефонный звонок
застал меня в недрах шкафа, где я разыскивала свитер, который не надо было бы
гладить. Нет, работа на дому разлагает до неприличия.
- Алла Валентиновна? - поинтересовался незнакомый
мужской голос.
- Да, - ответила я с нехорошим чувством, потому что
не любила незнакомые голоса по телефону.
- Вас беспокоит капитан Зотов, уголовный розыск. Вы
позволите приехать к вам минут через сорок?
Как любой редактор я ненавижу штампы. Но как у
обыкновенного человека сердце у меня упало в пятки.
- Можно поинтересоваться вашим именем-отчеством? И
местом работы? - спросила я противным голосом.
- Пожалуйста. Алексей Степанович. А место работы -
ГУВД, отдел по расследованию убийств.
Если сердце у меня упало в пятки еще до этих слов,
то, интересно, куда оно провалилось теперь?
- Хорошо, приезжайте. Только снизу не звоните. Код -
двести семнадцать.
Как только он отключился, я нашла в справочнике
телефон дежурного по ГУВД и поинтересовалась, имеется ли у них в наличии такой
капитан Зотов, Алексей Степанович.
- А зачем вам? - невежливо спросили на том конце.
- А затем, - ответила я, - что он напросился ко мне
в гости. Если он ваш, то ладно. А если нет, то я позвоню в наше отделение,
чтобы пришли на подмогу.
Дежурный посмеялся и подтвердил, что старший
оперуполномоченный Зотов в наличии имеется. Но посоветовал все же не открывать,
пока визитер не покажет через глазок удостоверение.
Можно подумать, я отличу через глазок поддельное
удостоверение от настоящего. Я и не через глазок-то не отличу.
В общем, веселее мне не стало. Наоборот. Что,
интересно, понадобилось от меня старшему оперуполномоченному отдела по
расследованию убийств? Какие мысли сразу лезут в голову в подобной
ситуации?
Правильно. Я позвонила маме на работу.
- Аллочка, это ты? - сладко спросил голос маминой
начальницы Юлии Петровны, мерзкой, склочной тетки. - Уже вернулась? А мама
вышла на минуточку. Что-нибудь передать?
Я сказала, что спасибо, не надо, и положила трубку.
Спрашивается, мама вообще бывает на рабочем месте? Сколько я ей ни звонила,
почти всегда оказывалось, что она «вышла на минуточку». Или просто не хотела со
мной разговаривать? Ладно, неважно. Главное, дело не в ней.
А откуда это, интересно, я вернулась? Опять матушка
наплела про меня какие-то волшебные сказки. Как-то я узнала от знакомых, что
мне делал предложение английский аристократ, то ли шестнадцатый, то ли
семнадцатый баронет, владелец огромного замка и личный друг принца Уильяма.
