Что может заставить человека в наше время лететь на самолете? Работа? Бред полный! Желание с кем-то встретиться? Ерунда! Нет, если задуматься, практически никакая цель не может заставить человека тратить деньги на то, чтобы какое-то время испытывать жуткий страх… поломки, теракты, плохие метеоусловия… процентов 80 что ни о какой безопасности и речи быть не может… да, самолеты осматривают техники, погоду «пробивают» через спутник метеорологи, пассажиров тоже проверяют, теперь даже приходится скакать по аэропорту в носках и без ремня на штанах, но это ничего не гарантирует… один мужик на контроле отказался снимать ремень – он сказал, что делать это в присутствии женщин унизительно… почему он так считает?.. никто не поинтересовался… с него банально сняли ремень и пропустили, но дело ведь даже не в ремне, а в голове… человека можно совсем раздеть и пропускать в самолет голым, но что делать с его фантазиями и представлениями, ведь главная опасность – в них… я бы ни за что не пропустил в самолет пассажира с такими мыслями по поводу ремня и женщин… нет, скоро все эти авиакомпании точно разорятся… еще лет пять-семь… и все… если, конечно, дела в мире будут идти таким же ходом… терроризм набирает обороты… авиавек уходит в прошлое… ученые, я слышал, пытаются вырастить жучков, которые будут вживляться в нашу жопу перед полетом… эти жучки будут контролировать уровень пота… большой уровень – жучки посылают сигнал в центр безопасности на земле, и вас тут же высаживают из самолета… пот – страх – черные мысли… оказывается, все взаимосвязано, и чем ты чернее мыслишь, тем больше потеешь… жучки спасут нас от деградации…
Самолет уже садится, а всякие глупости не вылезают у меня из головы… Пусть лучше так, чем бояться… я всегда думал пусть лучше глупые мысли, чем страх… поэтому не должно быть цензуры… я имею ввиду внутренней цензуры… можно разрешать себе думать обо всем… чтобы провести время, время когда страшно…
У меня синий цвет ауры… мне это точно установили, один врач-гомеопат, он у нас читал лекции на атомной станции, где я работаю снайпером… он последователь учения Рериха… В Пакистане он купил прибор, который меряет вашу ауру… Да, оказывается, у каждого человека есть аура, то есть это та энергия, которая уже в теле остаться не может и по чуть-чуть просачивается из туловища и оболочкой его окружает… я так это все понял… вот, эта аура у каждого имеет свой цвет… обычно это желтый, зеленый, красный, а у меня оказался «индиго», как джинсы… врач сказал, когда-то это был очень редкий цвет ауры, но бояться не надо… сейчас у молодых людей это практически норма… «Что значит ваш синий цвет, молодой человек, – вы общаетесь с людьми старше вас на равных, вы не ориентируетесь на уже существующие нормы, вы хотите переделать мир заново, создать новые религии, философские движения. Французскую революцию делали люди с аурой цвета „индиго“… именно эти люди создавали все великие цивилизации на земле»…
С цивилизациями это круто, но вот революция… даже французская… Наш директор, Станислав Олегович, сразу напрягся… атомная станция, секретный объект… в наш городок можно въехать только по спецпропуску, а у меня, у снайпера атомной станции, такой цвет ауры… Зато я кое-что понял, – конечно, может быть, не так жестко, но видимо от этого цвета многое зависит… есть же такое понятие – несочетаемость цветов, – кто-то не может быть рядом со мной, кого-то я напрягаю, раздражаю, кто-то вообще не различает мой цвет, а значит, и меня… дальтоник какой-нибудь… я не хочу ничего менять, просто вокруг меня так много меняется… и кто виноват?.. У земли тоже синий цвет, если смотреть из космоса. А так, вблизи, она совсем другой кажется, вполне обитаемой… и люди с этим как-то справились… ко мне присмотрелись и оставили в покое.
Мой рабочий кабинет, моя «точка» – маленький чердачок на вышке перед центральными воротами на станцию. Я беру свою винтовку, настраиваю прицел, вообще-то я всегда должен быть наготове, если на территории появляется посторонний, я даже имею право стрелять… рядом со мной телефон… я перед выстрелом могу проконсультироваться у начальника службы охраны… но я никому никогда не звоню и не стреляю… я просто прицеливаюсь… я смотрю в прицел, как работники приходят на работу, уходят с работы, выходят на обед, приходят с обеда… я понимаю, что маленький мой нервный срыв даст мне возможность на несколько секунд стать богом… и решить проблемы двух-трех работников, навсегда решить… хотя винтовка с глушителем, и я мог бы за свою смену уложить всех… но мне это не интересно, быть богом не интересно… чаще всего я навожу винтовку на окна Станислава Олеговича… я знаю его от и до… что он ест, сколько ложек сахара кладет в чай… еще я знаю об одной его привычке, очень личной… он, когда много работает, ну, там, пишет, заполняет какие-то бланки, он чешет у себя под мышкой, а потом нюхает пальцы… деловой человек… мерзкая привычка, когда он это делает, я очень хочу нажать на курок… теперь я знаю, все дело в цвете моей ауры… а в самолете я потому что лечу в Анталию убить судью.
Все началось в июле. Заканчивался чемпионат Европы по футболу. Впервые за то время, как я себя помню, наша сборная прорвалась в финал. Это был день, когда мы могли стать чемпионами. По крайней мере, так нам казалось. Моя смена на станции закончилась. Я пошел смотреть матч к приятелям на автостоянку. Мои приятели – Пепси и Хот-Дог. Мы вместе учились в школе, потом в атомном колледже… недолго… На станцию их не взяли, потому что они наркоманы. Тогда они устроились на частную автостоянку – сторожить машины. Их будка всегда была заставлена бытовой техникой. Я никогда не спрашивал, что и откуда у них появляется. Я просто успевал этим пользоваться, потому что потом все исчезало. Здесь были и микроволновки, и электрочайники, целая гора мобильных телефонов, которые постоянно звонили, но к ним никто не подходил. Я надеялся, что тот телевизор, который появился у них совсем недавно, еще не исчез. Потому что мы так и договаривались, что будем смотреть финал вместе.
– Понимаешь, – сказал мне Пепси, когда у них появился этот телевизор, – вещи приходят и уходят. Они кочуют от одних людей к другим, а мы с Хот-Догом всего лишь караванщики. Мы сопровождаем вещи по их странным маршрутам. Но этот телевизор, этот телевизор дождется финала, он дождется победы нашей сборной, это я тебе обещаю!
Ребята сдержали свое слово. Их каморка была открыта, но ни Пепси, ни Хот-Дога не было на месте. Телевизор стоял и работал. На столе валялись деньги и квитанции, чьи-то автоправа. Я стал смотреть рекламу. Я специально переключаю каналы и смотрю рекламу. Не фильмы, не мультики, если это только не мультик про Пинки и Брейна… ничего, кроме рекламы. Мне сказали, что реклама грузит человека, нас зомбируют, чтобы мы покупали товары. Я не могу есть, мне не нравятся продукты, которые продают в наших супермаркетах – мне они кажутся ядом. Одежда уродская. Я покупаю одежду с большой неохотой, в основном чтобы не мерзнуть. Я хочу, чтобы меня отзомбировали, – и я наконец начал бы получать удовольствие от жизни. Аппетит… Пускай ко мне хотя бы вернется аппетит, и я поем с желанием, просто съем какой-нибудь еды и почувствую, что вот еще совсем недавно был голоден, а теперь сыт… Пусть это будет иллюзией, я согласен… Я хочу зарабатывать, чтобы тратить, поэтому смотрю рекламу, только рекламу. Наконец пришли Пепси с Хот-Догом. Они отливали бензин из оставленных на автостоянке машин. Но у Пепси в руках была банка с жидкостью, не похожей на бензин.
