В восемь часов вечера балтиморский аэропорт был почти пуст. Широкие серые коридоры обезлюдели, газетные киоски темны, кафешки закрыты. Большинство зон ожидания закончили работу, табло над ними погасли, пустые и призрачные тянулись ряды кресел в накопителях.
Но с дальнего конца зала доносился бормочущий рокот ожидания. Посреди коридора кружилась перевозбудившаяся девочка, вот кто-то из взрослых подхватил ее и унес, хихикающую, отбивающуюся, обратно в зал ожидания. Припозднившаяся женщина в строгом платье почти бежала к зоне прилетов с охапкой роз на длинных стеблях.
Завернув за угол, вы бы наткнулись на сцену, напоминающую званый прием в честь будущего малыша. Весь зал ожидания у выхода, куда прибывал рейс из Сан-Франциско, заполняли люди с розовыми и голубыми свертками – должно быть, подарки, – над головами плыли флотилии серебристых воздушных шаров с надписью «У НАС ДЕВОЧКА!», ниспадали спирали розовых ленточек. Мужчина сжимал ручку коляски-колыбели с нежными оборочками, словно ждал, когда можно будет закатить ее в самолет, неподалеку стояла женщина с прогулочной коляской наготове – сплошь хромированные детали, рукояти сверкают так, что хоть сейчас на автогонки. По меньшей мере полдюжины зрителей были вооружены видеокамерами, у прочих на шее висели фотоаппараты. Одна женщина таинственно и с напором говорила что-то в диктофон. Рядом с ней мужчина прижимал к груди бархатистое детское автомобильное сиденье.
МАМА – гласил значок на плече этой женщины, такие ламинированные значки видишь повсюду в год выборов. Мужчина был ПАПА. Симпатичная парочка, не такая уж молодая; жена в широких черных штанах и «богемной» черно-белой блузе с геометрическим узором, в коротких ее волосах проглядывала седина; муж – крупный, жизнерадостный, лучащийся улыбкой, светлые волосы колючим ежиком, из просторных бриджей застенчиво выглядывают голые колени. Тут присутствовали не только МАМА и ПАПА, имелись и БАБУШКА с ДЕДУШКОЙ, две пары, полный комплект. Одна бабушка – уютная, растрепанная женщина в хлопковом летнем платье, в бейсболке с платочным узором, другая – стройная, с золотистыми волосами и искусным макияжем, в брючном костюме небеленого льна, лодочки в масть. Дедушки тоже были подобраны в масть: муж растрепанной такой же растрепа, седую курчавую стружку давно пора постричь, а у золотистой и муж в льняных брюках, в «тропической» рубашке, ярко-желтые волосы хотя бы частично наверняка были его собственные.
Тут же дожидались другие люди, не входившие в эту праздничную группу. Женщина в бигуди, с усталыми глазами; женщина постарше с молодой – возможно, дочерью; отец с двумя детишками, оба уже в пижамах. Эти чужаки стояли с краю, тихие, словно померкшие, время от времени бросая взгляды на МАМУ и ПАПУ. Самолет задерживался. Ожидавшие нервничали. Кто-то из детей с упреком заметил, что на табло по-прежнему светится ПО РАСПИСАНИЮ – это же вранье! Несколько подростков убрели в неосвещенную зону по ту сторону коридора. Маленькая девочка с косичками уснула в пластмассовом кресле. Судя по значку на зеленой клетчатой блузке, КУЗИНА.
И вдруг что-то переменилось. Объявления не было, громкоговорители уже какое-то время глухо молчали, но разговоры постепенно затихли, все сгрудились у выхода, вытягивая шеи, привставая на цыпочки. Женщина в форме протиснулась сквозь толпу и распахнула дверь. Подоспел носильщик. Вернулись подростки. МАМУ и ПАПУ до той минуты находившихся в самом центре группы, ласково подталкивали вперед, перед ними как по волшебству освобождался проход, чтобы они могли пройти к самой двери.
Первым вышел очень высокий парень, с растерянным видом, какой бывает у человека после долгого перелета. Заприметил мать с дочерью, направился к ним, наклонился, чтобы поцеловать девушку – только в щеку, слишком уж пристально она смотрела мимо него. Она торопливо чмокнула его в ответ и снова уставилась на прибывающих.
Два бизнесмена с кейсами целеустремленно проследовали к терминалу. Подросток с огромным рюкзаком – точно муравей, ухвативший хлебную крошку не по росту. Еще один бизнесмен. Еще один подросток, этого востребовала женщина в бигуди. Малыши в пижамах вцепились в улыбчивую, пухлощекую женщину, рыженькую.
Пауза. Словно для большей сосредоточенности.
Восточного облика женщина в отутюженном костюме вышла в зал ожидания с младенцем на руках. Девочка пяти или шести месяцев от роду уже довольно уверенно сидела на руках. Пухлое личико, на удивление густые черные волосы шапочкой прикрывали лоб и верхушки ушей. Розовый комбинезон. «Ах!» – выдохнули все, даже посторонние, даже немолодая мать при взрослой дочери (только жених дочери все так же глядел растерянно). Будущая мать вытянула руки навстречу девочке, диктофон повис на обматывавшем ее шею шнурке. Но женщина с младенцем на руках остановилась – неприступно, официально, – выпрямилась и выкликнула:
– Дональдсоны!
– Дональдсоны! Это мы! – отозвался будущий отец. Голос его дрогнул. Он избавился от автокресла, не глядя сунув его кому-то, но держался позади жены, только руку положил ей на спину, словно искал у нее поддержки.
– Поздравляю вас, – сказала восточная женщина. – Вот Джин-Хо.
Она передала младенца в простертые руки матери, затем сняла с плеча розовую сумку с подгузниками и вручила ее отцу. Мать зарылась лицом в нежную шейку. Малышка, все такая же пряменькая, вытягивалась и таращилась на толпу.
– Ах! – твердили вокруг. – Красотка! Куколка настоящая!
Вспышки фотоаппаратов, настойчивое жужжание камер, все сгрудились плотною толпой. У отца глаза на мокром месте, у многих глаза тоже влажные, со всех сторон захлюпали. И тут мать подняла наконец лицо, щеки были мокрые от слез, и сказала отцу:
– Теперь ты ее подержи.
– Ох, я боюсь, а вдруг я… ты сама, дорогая. А я посмотрю.
Восточная женщина энергично перебирала стопку бумаг. Пассажиры продолжали выходить, обтекая ее и маленькую семью, окруженную друзьями и доброжелателями, чуть не спотыкаясь о многочисленные детские причиндалы. К счастью, самолет прибыл полупустым. Пассажиры выходили словно толчками: мужчина с тростью, пауза, парочка пенсионеров, пауза… Потом еще одна восточного облика женщина, помоложе первой и попроще, тревожно и будто виновато оглядывавшаяся по сторонам. Она тащила переноску для младенца, в форме корзины, и легко было догадаться, что ребенок весит совсем мало. Тоже девочка, судя по розовой футболке, но мельче первой, желтушная, сморщенная, тоненькие пряди черных волос упали на лоб. Она, как и доставившая ее молодая женщина, с тревожным интересом оглядывала толпу, настороженный взгляд черных глаз быстро метался от одного лица к другому. Молодая азиатка произнесла что-то вроде: «Яз-дун?»
