Она бежала по прохладной мягкой траве. Впереди было озеро – уютное, со всех сторон окруженное деревьями, зеленевшими в паре метров от воды. В свете высокого солнца вода казалась серебряной, листва тяжело темнела, песок блестел всеми оттенками золота.
«Как хорошо, что мы сегодня выехали из города… Здесь так славно, тихо. Здесь мы сможем хоть ненадолго остаться одни…»
Она слышала его бег за спиной: как все горожане, он бежал тяжеловато, не пробираясь, а проламываясь сквозь кусты.
– Какой ты все-таки слон, родной мой. – Она наконец остановилась.
– Ну-у, может быть… Может быть, я и слон. А вот ты как эльф… Следы хоть оставляешь?
Муж присел и с серьезным видом стал рассматривать плотный песок берега – на нем и в самом деле непросто было оставить следы.
– А вот, нашел, кажется… Хотя нет, это не твои… А ну, давай сравним…
Он поднял девушку на руки и как куклу перенес на несколько метров к найденному «следу». Там поставил на песок и преувеличенно внимательно стал «сличать» изящные ступни жены и вмятину на песке, оставленную, похоже, вовсе и не человеческими ногами.
– Отпусти! Ну отпусти же! – Ира отбивалась от объятий мужа, но больше так… не всерьез.
– Точно – эльф… Или фея… Следов не оставляет, того и гляди улетит…
Ира расхохоталась. Она обожала мужа. С ним она и в самом деле чувствовала себя необыкновенно: ей казалось, что достаточно просто взмахнуть даже не волшебной палочкой, а просто рукой, чтобы произошло какое-то доброе чудо… Ей не было известно, как называется сказочный персонаж, которому для колдовства не нужна ни волшебная палочка, ни скороговорки заклинаний. Может быть, и вправду эльф?
Она добежала до озерца и ступила босой ногой в прохладную воду.
– Как думаешь, я смогу пробежаться по воде?
Муж задумался совершенно не шутя.
– Полагаю, сможешь… Хотя я б не рисковал… Днем, у всех на виду… Вот если бы ночью… И по лунной дорожке…
Ира представила, какими легкими должны были бы стать ее шаги. Хотя и в самом деле, если по лунной дорожке… Наверное, получилось бы.
Девушка подняла лицо к солнцу. Горячие ладони лучей легли ей на щеки, погладили шею. Никогда еще не было в ее жизни такого чудесного дня.
Ира посмотрела на мужа.
– Я люблю тебя! Я счастлива…
– Кирка, ну что ты как сонная… Еле плетешься. Вот сейчас ка-ак выйдет твой папенька, ка-ак увидит нас… Ох и влетит же! И вообще неизвестно, получим ли мы зачет.
– Получим, Ритуль, обязательно. И вовсе я не плетусь – иду неторопливо. Мы же в травматологии. Не хватало еще прямо тут упасть и к папе в пациентки попасть. Вот это было бы… Даже не знаю, как сказать… да любой зачет с экзаменом детской игрой покажется по сравнению с его лечением… Нет уж, мерси. Мне в шестом классе на всю жизнь хватило. До сих пор вспомнить без содрогания не могу.
Идущая впереди девушка поправила небрежно наброшенный на яркое летнее платье белый халат. Она, если говорить уж совсем честно, совершенно не понимала, почему Кира ходит на лекции и в морг, волнуется и зубрит перед зачетами и экзаменами. Папа же не просто врач – профессор, завкафедрой. А она ведет себя как все да еще и обижается, когда ее о подобном спрашиваешь. Хотя тут уж никто не может слова дурного сказать – Кирка предмет знала на «отлично» (без всяких поблажек с папиной стороны), никогда профессорством своего «предка» не козыряла и честно пахала на всех лабораторках. Одним словом, вела себя как нормальный человек – временами ленивый, временами зубрилка и заучка. Как самый обыкновенный студент. Вернее, как самая обыкновенная студентка.
– Что значит «в пациентки попасть»? Что, так страшно?
– Валюш, не в том дело, что страшно, а в том, что он же лечит, опираясь на все, что знает. На все, прикинь! Я тогда сломала руку на катке. Подумаешь, делов, да?
Валя кивнула: в общем-то, да, ничего страшного. Ну, недели две в гипсе, и все, побежали дальше.
– А вот и нет, – продолжала Кира. – И гипс, и какие-то ванны для руки с травами, и гимнастика для восстановления подвижности, и… И весь месяц сам со мной возился, даже маме не доверял. Я просто мечтала о том, чтобы он от меня отстал! Все говорила – папа, ну уже же все хорошо! Но фиг же прокатывало – пока он не убедился, что все прошло (все – как он считал нужным), не отстал!
– Да уж… – протянула Валя. Она тоже в школе руку сломала, но с ней никто не возился, а родители, когда убедились, что рука уже не болит, даже заставляли с гипсом в школу ходить. И все уроки делать: рука-то была сломана левая.
– Так что я уж лучше потихоньку. Зачет от нас никуда не убежит.
Кира оказалась права: под дверью аудитории стояла почти вся группа. Кто-то пытался читать конспект, кто-то проверял, хорошо ли закреплены шпаргалки у подола платья. Девушка усмехнулась – уж сколько раз она пыталась вдолбить сокурсникам, что с ее отцом все это не работает, хоть весь шпорами обвешайся: если не знаешь, папа это вычислит на раз. Проще было честно учить или так же честно не выбирать специализацией травматологию. Да и вообще медицину, честно говоря.
– В руках врача жизнь! – Отец любил повторять эти слова, поднимая при этом указательный палец. – Врач может сделать жизнь человека радостной или ужасной. А если он врач только на бумажке, то… да стрелять его, на порог клиники не пускать. Пусть вон полы моет или заборы красит. Там, конечно, тоже тяжело, но меньше шансов, что кого-то убьешь из-за собственного незнания.
И с этим трудно было не согласиться. Малышкой Кира мечтала стать балериной, но природа мягко намекнула ей, что лучше даже не пытаться. Потом список желаний стал расширяться: теперь уже ей хотелось быть художницей, потом певицей, потом… А потом мозги словно включились: ей никто не мешает петь или рисовать, но при этом выучиться чему-то более… простому. Как-то иначе украшать жизнь окружающих, может быть, даже какую-то пользу приносить.
Честная Кирина мама, услышав как-то пение дочери, погладила девушку по плечу и намекнула, что уж Кирино-то пение ничью жизнь украсить не может. Да и сама Кира так же честно вынуждена была согласиться: голоса у нее не было, как, впрочем, не было и слуха.
– Мамочка, но кем же мне быть?
– Да кем угодно! Переводчиком или учителем, косметологом или массажистом… Врачом…
– Нет уж, душа моя, – вступил в разговор отец, только минуту назад вошедший тогда в комнату. – Только не врачом! Это для женщины слишком тяжелая ноша…
