Корыстолюбие отнимает самые заветные чувства – любовь к отечеству, любовь семейную, любовь к добродетели и чистоте.
Саллюстий
Германия, весна 1993 года
Западная группа войск, инженерно-саперная часть
– Если и действовать, то сегодня, – проговорил командир роты капитан Анатолий Грицук, только что с особой страстью затянувшийся очередной сигаретой.
– А другого шанса у нас и не будет. Отправка завтра, – сказал техник роты прапорщик Резван Гусейнов.
– Значит, через пару часов начинаем, да?
– Не вопрос, – согласился прапорщик.
Эти вот должностные лица, как уже не раз бывало за месяцы пребывания в инженерно-саперной части, решили немного принять на грудь. Они только что покончили с утомительной подготовкой второй партии груза и разместили ее на бронетранспортере МТ-ЛБВ. Ядерные боеприпасы будут вывезены отсюда завтра утром, а до него еще целая ночь. Но на этот счет у них были свои планы.
– Не знаю. Затея гиблая, – засомневался Грицук, туша уголек сигареты об стол. – Но, зараза, больно уж многообещающая.
– Что, поджилки затряслись? Да все нормально будет. Здесь мы находимся в полной сохранности. Под попечительством государства, так сказать. При таких деньгах ты не просто свалишь отсюда, а исчезнешь со всех радаров, будь уверен!
– Выразительная мысль, – сказал капитан, хлопнул очередную рюмку, нахмурился и спросил: – А что с дневальным будем делать?
– Усыпим, – выдержав недолгую паузу, сказал Гусейнов, медленно погладил усы и тоже выпил.
– Чаек ему подадим со снотворным?
– А почему бы и нет? Проверенный метод, хоть и дешевый, – сказал Гусейнов, тихонько хохотнул и разлил по стаканам остатки водки.
– Отлично, – заявил капитан и потряс стаканом. – Завари чаек покрепче и засыпь ему ударную дозу. Это действительно дешево, быстро и сердито. В общем, опои до беспамятства. Ты это умеешь. Потом свяжи этого спящего красавца и затащи куда-нибудь, а я в это время часового сниму.
– Пока их кто-то найдет, мы уже успеем унести отсюда ноги, а заодно и наши мины, – проговорил Гусейнов.
Грицук аж облизнулся, прикидывая радужные перспективы, открывающиеся перед ним. И все же он волновался. Мало ли что могло приключиться.
– Слушай, насчет дневального… – начал было он, но прапорщик перебил его.
– Что, совесть взыграла, грех на своих руку поднимать, да? – осведомился он.
Капитан был выходцем с Украины, а его собутыльник – родом из Азербайджана. При таком раскладе словечко «своих», вылетевшее из уст Гусейнова, показалось командиру роты в корне неверным, но, чего греха таить, изрядно развеселило его.
– Да ну тебя, ерунду не мели. Я про другое, – отмахнулся Грицук. – Вот напоим мы его чаем, и что? Ведь расследовать это дело будут не самые последние идиоты. Тут же как дважды два просчитают, кто и что, сразу поймут, что это мы с тобой ядерные мины и увели.
– Поймут обязательно. Но для нас важно, как быстро это произойдет. Пока тела найдут да сообразят, что именно пропало, пройдет немало времени. В худшем случае бросятся они за нами следом, тогда постреляем по ним для острастки. Задницей рисковать ради казенных игрушек никто не решится. Не те сейчас времена, чтобы героев из себя корчить.
– Да ладно, все, уговорил, родной, – заявил командир роты и похлопал прапорщика по плечу. – Ну что, тогда через пару часов встречаемся на месте и начинаем действовать?
– По стопке для храбрости мы уже приняли, по второй, за удачу, тоже.
– Теперь по третьей, за святой дух, так?
– Да, – согласился мусульманин Гусейнов и добавил: – Всем известно, что атеистов в окопах не бывает.
Капитан и прапорщик чокнулись и опрокинули стопки.
Берлинская стена к этому времени была разбита, расписана вычурными рисунками и разобрана по камушку туристами, нахлынувшими в Германию, теперь единую. Все они норовили оставить при себе такой вот символ недавнего прошлого. Представители ФРГ и СССР подписали договор об окончательном урегулировании в отношении Германии, согласно которому советские войска должны были уйти оттуда в течение четырех лет.
В феврале девяносто первого в обстановке строжайшей секретности первые десять ядерных фугасов были перевезены на аэродром 6-й гвардейской истребительной авиационной дивизии под Мерзебургом, там погружены на транспортный самолет и успешно доставлены в СССР. Через полгода туда отправилась вторая партия.
Практически весь личный состав, охранявший груз, вернулся на родину. К девяносто третьему году в инженерно-саперной части остались одна рота и управление.
Вот тут-то и наступили поистине золотые времена для всяческих военных чинов, нечистых на руку. Ведь солидные запасы топлива и прочего добра из Германии никуда не делись, а контроль за их сохранностью свелся едва ли не к нулю. Люди при погонах почуяли вседозволенность, начали воровать и сбывать краденое, договариваться с потенциальными покупателями.
На войне действительно как на войне. В таких условиях приторговывают практически все. Только, как обычно бывает, некий генерал продает целые цистерны с бензином или спекулирует с недвижимостью, а какой-нибудь старшина роты ворует консервы. Разумеется, после очередной прибыльной сделки тот самый генерал пьет дорогой коньяк и заедает его устрицами, а прапорщик обходится паленой водкой и занюхивает ее огурцом. Масштабы у него, как говорится, не те.
Страна тогда как раз переживала тяжелые времена. В народе начались волнения, назревал путч, который впоследствии назовут августовским. Каскадом разнесутся по газетам трактовки и интерпретации происходящих событий. Вывод войск некоторые чины признают рискованным и даже предательским действием власти по отношению к своему народу. Возликуют ненадолго и участники ГКЧП.
Однако бардак пока еще не настолько охватил армию, чтобы в ней совсем уже не соблюдался распорядок дня. Сразу после отбоя Грицук выскользнул из квартиры и осторожно, с оглядкой, добрался до боксов с техникой, закрытых на ночь. Встреча с прапорщиком должна была произойти через полчаса, но капитан весь вечер был на взводе. Он постоянно с нетерпением поглядывал на часы. У него уже не было сил ждать.
– Гусейнов, ты здесь? – спросил командир роты.
– Обернись, тут я, – просипел его сообщник, выйдя из-под небольшого навеса.
Оказалось, что он тоже не стерпел и прибыл до срока.
– Тьфу, блин. Не заметил.
– Это хороший знак, – заявил прапорщик и показал капитану большой палец.
На плацу уже не было ни души. Офицеры и прапорщики ушли отдыхать к семьям, солдаты спали в казарме. Почти все прожекторы внутри складского периметра давно погасли. Кое-как освещалась только внешняя территория, за которой следил с вышки ленивый часовой.
Командир роты увидел Володю, своего водителя, все еще торчавшего под капотом «газика», подошел к нему и отправил отсыпаться в казарму. Мол, тебе нужно быть готовым к завтрашнему дню. Предстоит марш. Этот безобидный парень, отлично управляющийся с рулем, выслушал приказ начальства, захлопнул капот и двинулся в сторону казармы.
