Арка в полутемной прихожей покрылась инеем. Его пушистые кристаллики едва отражали свет, сочащийся с лестницы, и уж совсем в темноте под ними в аквамариновом сумраке просматривался барельеф, украшенный готическими буквами. Буквы гласили: «Смерть – это еще не все», «Воскресайте с нами» и «Все помнят нашего первого клиента».
Рисунок, изображающий трехголовых собак в центре свода, был сколот, отшлифован и украшен табличкой «Доктор Ансгар Ф. Мерц».
Согласно первоначальному замыслу арку планировалось вынести наружу, но, поскольку закосневший человеческий мир еще не был готов полюбить порталы в иное, доктор Мерц не спешил.
И каменная дуга, похожая на изогнутую кошачью спину, возвышалась в прихожей, покрываясь замерзающим конденсатом. В пазухах ее узоров неплохо охлаждались бутылки с пивом.
– Нет ничего более идиотского, – ворчал доктор Мерц, опустившись на одно колено и растирая в пальцах тающие кристаллики, – чем словосочетание «плохая экология». Экология – это наука! Она не может быть плохой или хорошей! Verflixt! Она просто и-зу-ча-ет!
– Но говорить «плохое экологическое состояние окружающей среды» – эт» слишком длинно, – возразил доктору парень славянской внешности со светлыми винно-розового оттенка волосами.
– Сходил бы ты за пивом, Ваня, – укорил доктор. – Тебе все равно, а мне надо вымывать из организма свинец и радионуклиды.
– Слушаюсь, шеф! – отчеканил он по-военному. – Девочек снимать?
Ваня был симпатичен, весел и любил глупо шутить. Всю жизнь он стеснялся своих мыслей, но два года назад, получив свидетельство о смерти, освобождающее его от ответственности за собственную самооценку, полностью лишился комплексов.
– Что ты с ними делать будешь? – хмыкнул Ансгар. – На голову натягивать? Дебил. Раньше я думал, что смерть отучает от тупых шуток даже таких безмозглых придурков, как ты, но теперь вижу, что ошибся.
– Это потому, что от них отучает жизнь, – бодро согласился Ваня. – Но вы можете меня убить.
– Не могу, – вздохнул Ансгар. – К моменту смерти ты прожил 32 года, следовательно, без специального яда проживешь как минимум столько же. А яд нынче дорог.
*
– Здравствуйте, – робко сказали девушки. – Вы… доктор Мерц?
Рассматривая гостей в темноте прихожей, Ансгар Мерц думал почему-то не о том, кого они видят перед собой, а о том, достаточно ли внушительно выглядит арка. Он предполагал, что тоже частично избавился от комплексов. Осталось избавиться от отложений ртути в организме.
– Чем могу служить? – Он вежливо склонил голову вбок (вперед она наклонялась плохо) и криво улыбнулся.
Девушки переглянулись.
– Вы… нам сказали, что вы можете…
– Я некромант.
– Это нам и нужно, – сказала высокая блондинка. Она была более решительной. – Нам нужно воскресить бабушку. Ненадолго. На пару дней.
Бабушка у сестриц была лежачая, капризная и когда-то под влиянием момента завещала все свое имущество кузену девушек, живущему в Новой Зеландии. Однако со временем, осознав, что лишилась последнего козыря, обещала изменить завещание в пользу сестер, если они поселятся в ее в квартире и станут за ней ухаживать. Пять лет Аня и Лена честно исполняли договор, и вот послезавтра должен был наступить момент триумфа – бабушка согласилась принять нотариуса и переписать заветный документ. Девушки уже прикидывали, на что потратят наследство, увлеченно рылись в каталогах…
А нынешней ночью бабушка взяла да отдала богу душу.
Можно ли как-то сделать так, чтобы она дожила до послезавтра? Пусть подпишет при нотариусе, а после – пусть помирает сколько хочет. Пожалуйста…
– Вы в курсе моих расценок? – уточнил Ансгар Мерц.
Девушки молча закивали. Они готовы. Они даже приплатят, если получат по завещанию все, что им обещано.
– Снятие греха с души включаем? – осведомился некромант.
– Мы неверующие, – робко ответила Аня.
– Как хотите. А теперь покажите клиентку, пока она не начала портиться. Лето все-таки.
Ваня знал причины нетолерантности доктора Мерца к атеистам: тот говорил, что пока на земле жили верующие люди, на ней не было так грязно.
Сам же господин Ансгар считал себя если не религиозным, то сочувствующим, однако был уверен, что за все свои будущие грехи заплатил еще при рождении. И мало кто решился бы с ним спорить.
*
В комнате были задернуты все шторы и занавешены все зеркала.
Покойница, однако, не была накрыта с головой, и Ваня поразился, как все-таки смерть уродует людей: старуха была белая, жесткая, с запавшими глазами и щеками и полуоткрытым ртом, застывшим в брезгливой гримасе. Вылитая «Пиковая дама».
В комнате плохо пахло.
– Должен вас предупредить, – сказал доктор Мерц, – что после того как она встанет, у нее может сильно измениться характер.
– Главное, чтоб нас узнала, – произнесла Аня хмуро.
– И помнила, как расписываться, – добавила Лена.
Заметив вопросительный взгляд Вани, они снова помялись, но объяснили:
– Не может быть хуже характера, чем у лежачей бабки. Она и ходячая-то была не особо, а уж как слегла… мы должны были ей каждый вечер писать отчеты – где были, сколько потратили… издевалась постоянно. С детства.
Ваня представил себе картинку – ночь, входит бабушка в белом чепце… и дальше как по Пушкину: «Я пришла против своей воли, чтобы подписать завещание…». Брр.
– А если, – осторожно спросил он, – набросится и начнет вас душить?
– Позволь мне хоть перед ритуалом отдохнуть от твоих тупых острот, – поморщился доктор Мерц. – Они так не делают. В крайнем случае, – он протянул девушкам небольшой стеклянный цилиндр, – вот яд. Здесь игла, достаточно одного укола – и восставший мертвец обретет покой.
Внимательно поглядев в глаза сначала одной сестре, потом другой, он пояснил:
– Это не будет убийством. Ведь она уже умерла. И следов вещества не останется. Я гарантирую. А теперь, будьте любезны, покиньте комнату – ритуал требует сосредоточения. Ваня, ты расставил свечи? И принеси воды. Она захочет пить, когда воскреснет.
Прошло всего четыре часа; казалось, сменилась эпоха.
Доктор Мерц, как и всегда после ритуала ощущая сильный эмоциональный подъем, раздвинул шторы, а потом все-таки присел на специально оставленный для него стул с кожаной обивкой. Стул выглядел ровесником старухи, которую он про себя уже называл «графиней». Его явно делали еще тогда, когда экология была «хорошей». Нет, поправил себя Ансгар. Ее тогда еще не придумали. Незачем было. Поэтому и «графиня» дожила до девяноста двух.
Небо начинало светлеть. Свечи гасли одна за другой – сами, как это всегда бывало в конце ритуала. Значит, все получилось.
