ГЛАВА 3
Мы с матушкой после того случая стали необычайно близки. Я доверяла ей все свои тайны, а она пыталась объяснить свои поступки и поступки отца, которого очень любила.
Матушка даже стала рассказывать о своей прежней жизни, но никогда не говорил, откуда она родом.
– Иногда мне хочется, чтобы ты жила на моей родине, – вдруг сказала матушка.
– Почему?
– Там другое отношение к женщинам.
– Какое другое?
– Они сами решают свою судьбу.
– Так бывает?
– Бывает, но не у нас.
И при всём при этом матушка обожала нашу страну, говорила, что она лучшая из всех, какие она знает.
Тогда мне показалось, что она чего-то не договаривает, но меня это мало волновало, ведь наши отношения с товарищами были простыми и бесхитростными: мы были равны во всём – в играх и проказах.
Такое свободное поведение было у детей в княжестве до десяти лет. А потом они автоматически становились отроками, которые ещё не были взрослыми, но и уже переросли детство. И должны были чётко следовать традициям общества, в котором вращались.
Позже я выяснила, что так было не везде, а только в нашем княжестве, где, кстати, все дети посещали школы, не зависимо от социального статуса, поэтому на одной скамье могли сидеть как дети реллов, так и лутов.
В двенадцать лет школу заканчивали и поступали в Учибку те, кто смог сдать выпускные экзамены. Причём это было настолько трудно, что из нашей школы в Учибке училось всего несколько человек.
Матушка говорила, что там учатся только особо одарённые, по окончании Учибки они автоматически получали право стать вионами или реллами, то есть землевладельцами.
Я подумала, что наш князь весьма великодушен, если дозволяет лутам подняться так высоко, а матушка заметила, что если б в Учибку поступало большинство детей, закончивших школу, то скоро в княжестве не осталось бы свободных земель.
Надо заметить, что это было правдой, потому что наше княжество не могло расширить угодья за счёт вырубки лесов или осушения болот, потому что горы не двигались.
Отец, как я уже говорила, ушёл в отставку с военной службы, получив небольшое поместье. Там и родились мы с братьями. Было у нас и родовое поместье, которое перешло к старшему моему брату, когда дед погиб в одном из сражений.
Я была там один раз, гостила у бабушки Киты. Она показалась мне очень замкнутой старой реллой, уставшей от жизни. Позднее узнала, что дед был деспотом. Гет Сэй держал в страхе свою жену и всех домочадцев. После его смерти Кита Сэй жила уединённо, но отец не раз говорил, что она прекрасно управляется с хозяйством, ведь Гай, мой старший брат, постоянно находится на службе.
Сейчас я понимаю опасения матушки, ведь свободной женщиной в нашем княжестве могла стать только вдова. Только тогда она могла выбирать свою судьбу. Конечно, были и у нас выдающиеся реллы, которые поднялись выше всех условностей. Но это опять же были вдовы. Ни одна релла не пыталась диктовать условия своему мужу – таково было воспитание. И если луты жили свободнее, наравне с мужьями занимаясь хозяйством, то реллы должны были постоянно придерживаться сводов законов, разработанных Анклавом.
Эту организацию, которая представляла государство в государстве, боялись все жители княжества, Когда-то Анклав состоял из магов, пришедших в Семигорье на заре нашего княжества, а потом они отделились, мотивируя тем, что проводят опасные опыты. Постепенно они перестали подчиняться князю и почти не появлялись в княжестве. Мы даже думали, что они вымерли, но матушка утверждала, что это не так. Откуда у неё такие сведения?
Кажется, я подробно рассказала о мире, в котором жила до шестнадцати лет. Теперь стоит рассказать, почему я стала узницей. Дело в том, что иногда я становлюсь неуправляемой. И это не просто злость, это ураган, который способен смести всё на своём пути.
И я не родилась такой. До восьми лет я была обычным ребёнком, смешливой тонконогой девчонкой с толстыми косами.
Любимым занятием было изучение леса у Синей горы, куда нам запрещалось ходить, так как он считался непроходимым. Но уже понятно, что всё запретное становится сладостным, если его попробовать.
Мы с Сенем и Лутой попробовали и не смогли остановиться, потому что в Непроходимом лесу ягоды были слаще, цветы пахучее, деревья удивительнее, животные необычными. Так нам казалось тогда.
Хотя всё это и было абсолютно таким, как во всех близлежащих лесах. Единственное, что было необычным в запретном лесу – Серебряное озеро, но туда мы пройти так и не смогли, сколько ни пытались. Лута даже заявила, что такого озера не существует – выдумки. На что Сень лукаво улыбался – он знал больше нашего от своего отца.
Наши родители были уверены, что мы гуляем недалеко от поместья, поэтому были за нас спокойны. Это была единственная тайна, которую я не поведала матушке, как оказалось, зря.
Мы несколько раз были в запретном лесу, и ничего особенного не заметили, поэтому перестали туда наведываться, пока однажды Лута не заявила, что должна набрать целую корзину самой крупной живики, потому что отец едет на ярмарку, лишних средств у них нет, а нужно приобрести обувь для детей. У Луты было ещё два брата и две сестры. Мы решили помочь подруге. Но, как назло, живика не попадалась, а матушка тоже просила набрать этих ягод, когда выяснила, что мы собрались в лес.
Побродив по опушкам ближайшего лесочка, дружно направились в Непроходимый лес, зная, что там ягод видимо-невидимо, потому что никто не собирает.
И действительно, мы быстро набрали большую корзину для Литы и поменьше ― для меня. Довольные и усталые, улеглись на мягкую траву и начали наблюдать за облаками. Это занятие особенно любила я, представляя на небе диковинных животных и сказочных принцесс, товарищи же только посмеивались, не видя ничего особенного. Лута и Сень были более прагматичными, поэтому, когда я смотрела в небо, они подмечали каждый шорох на земле.
– Смотрите, какой маленький ехидник, – закричала Лута, вскакивая и прыгая в сторону колючих кустов, где спрятался зверёк. Когда мы подбежали, она уже затолкала зверька в подол платья.
Этот зверь редко водился в наших лесах, считалось, что он избегает людей, поэтому предпочитает тайные норы в горах. Об этом мы узнали на уроках в школе, где и видели картины с изображением зверька. Как его узнала Лута, неизвестно. Ведь вживую мы видели впервые такое животное.
Мы с интересом рассматривали маленького детёныша. У него была смешная маленькая мордочка с большим ртом, из-за которого казалось, что он ехидно улыбается – отсюда и его имя. Он походил на кролика, потому что имел такие же лапы, только шкурка у него не была пушистой, а совсем голой. Сквозь неё просвечивали красные вены. Это было неприятно, поэтому я даже не смогла дотронуться до миляги.
