НИЖНИЙ МИР
Из мира Нижнего иду я к людям, туманы кружат, и стелется под ноги разрыв-трава, и черным пасленом горчит на губах старое проклятие. Только самой длинной ночью в году можно покинуть мне чертоги подземных королей. Укроюсь плащом, спрячу под ним свой алый наряд, украшенный пенным кружевом – в нем танцевать мне до рассвета у костров смертных, в нем ворожить мне беду и горечь стылых одиноких ночей.
Ветер лишь со мной рядом.
Но ветер молчалив. Ветер скуп на слова. Зато он дышит мятой и мелиссой, фиалками и горицветом, он несет запах диких трав и полыни, запах ягод лесных. Берет он меня под руку, чтобы провести в Верхний мир, ведь знает – все равно вернусь я назад, никуда не скрыться мне от проклятия.
Я – в шелесте осенних листьев.
Я – в пении птиц ночных.
Я – звезда, упавшая с небес.
Я – кровь, что прольется на холмы этой ночью.
Я та, что уведет за собой юношу с глазами темнее морока и губами, сладкими, как вишни.
Будет он кружить со мной в вихре дивного танца, и будет сгорать от ревности невеста его. Золоты ее косы, светел ее лик, зелен ее наряд, но я, рожденная Неблагой полуночью, все равно сильнее. Красивее. Могущественнее.
…Ищи его в туманах Иной земли, ищи его тропами ночными, ищи его в темном лесу потустороннем. Сыщешь ли?
Или навеки заблудишься в Нижнем мире, спрятанном смертных древним колдовством?.. В мире, куда я пропущу тебя…
Ищи его… Неблагая игра началась.
МОЯ ГОСПОЖА
Я встречаю свою госпожу шелестом листьев и шорохом трав, благоуханьем роз и фиалок ночных, которые распустятся в дивном призрачном свете луны, светила фей. Моя госпожа идет в зеленом наряде, сотканном из плюща и веточек жасмина, что вырастил я этой весной, и радостно мне, и каждое мое дерево, и каждый куст, и каждый камень тянутся к деве, чтобы подарить ей ласку и заботу. Я хочу увидеть, как танцует моя госпожа в лунном свете, как алый плащ ее кроваво стелется по моим лужайкам, как плещет он ягодной рекой по ступеням, ведущим к беседкам, кованным из сверкающего солнечного металла, как ветер подхватывает подол ее платья, помогая подняться. И поют мои фонтаны, и птицы слышны в моих ветвях, и сладко пахнут мои вишни и яблони, и отцветают они, покрывая зеленый ковер трав и тропинки, выложенные желтым кирпичом, белой пеной нежных лепестков, и кажется – это снег лег среди весны.
Я встречаю свою госпожу лунным серебром и дарю ей прохладу хрустальных струй, и тени, что родом из бездны, и чарующие звуки флейты, и музыку звезд, льющуюся на мои зеленые живые изгороди… и я дарю ей новое имя, и новые глаза, которые будут видеть волшебный мир ши, спрятанный в туманах безвременья.
Моя госпожа, оглянись вокруг! Погляди, как нежны росы на травах, как прекрасны клумбы с яркими мотыльками цветов, как хороши мраморные статуи прекрасных дев – они кажутся почти живыми, просто замершими в камне, остановившими Время, что так неустанно пересыпает песок в часах твоего прежнего мира.
Моя прекрасная госпожа, неужели не хочешь ты навсегда остаться со мной, среди моих фруктовых деревьев, источающих дивные ароматы, среди моих цветов?.. Рододендроны и розы, гладиолусы и пионы – величественные, королевские, глядят с превосходством на скромные лилии и ромашки, но ты идешь именно туда, где горит огонь тигровых лилий. Ты идешь, и улыбаешься, моя госпожа.
А на щеке твоей появляется каменный узор – словно ты готова стать моим украшением. Одной из моих прекрасных статуй.
ГИБЛОЕ МЕСТО
По речке венок чей-то плывет – ромашка, лютики в нем, васильки да метелки зеленых трав. А венок Марьяны – полынь да горицвет, дурман-трава – и дрожит рука, его на воду спуская. В глазах девушки - ночь беззвездная, косы – лунное серебро, змеятся они по плечу и спине, в густой траве прячась. Шумит осока, ветер шелестит листьями, что сорвал со старой ивы, над водами реки склонившейся.
Скрипит ива.
Стонет.
А по стволу ее, временем изъеденному, хмель ползет – и откуда здесь взялся?.. Видать, непростой он, зачарованный.
В реке, на дне илистом, не то водоросли, не то волосы русалочьи, и не разберешь с берега. Рука-коряга тянется, за подол рубахи хватает скрюченными веточками-пальцами, и венок плывет все дальше… вот уже скрылся за поворотом, в тумане стылом. Смех стих за спиной, подруги ушли давно. Одна Марьяна здесь, в дивный час гаданья, да только не о чем ей спрашивать гиблую воду. Она знает ответ.
Водяному духу обещана. И темнеет вода, и леденеет душа.
И вспоминает она – словно в жизни иной – как шла по воду с ведрами да коромыслом, как споткнулась на берегу, как едва не утонула, нырнув в заводь. Но вот кажется сейчас – и не с ней это было. С другим кем-то. В тумане речном видит она себя – как хваталась руками ослабевшими за гнилые корни вывороченных деревьев, как траву вырывала, силясь выбраться из воды. А там, в зеленой мгле, виделись рыбьи глаза вытаращенные, да руки когтистые тянули за рубаху, обрывая подол.
Выпустил – но ненадолго. Выпустил с родней попрощаться да жизнью людскою пожить. Не хочется теперь Марьяне возвращаться в царство стылое речное, жуть как не хочется, да только помнит она, как грозился водяной – не придешь сама, силой возьму, затопив деревню.
А может, и не было ничего? Ни водяного, ни падения в зеленую воду цветущую, может, морок то был, чары наведенные.
И уверившись, что не было никогда ни обещаний, ни клятв вернуться, уходит Марьяна прочь, спеша покинуть берег речки проклятой, и не видит, как злобно сверкает глазами черт речной, да как вода поднимается, будто в паводок.
И смеется нечисть лесная, и смех этот мерзостный летит над деревьями, и слышен шум воды, словно бы река плотину прорвала.
