Не давно и не на днях ходил по городам и весям седой старичок. И вся-то его свита была, что маленькая белая с рыжими подпалинами собачка. И вся-то его ноша умещалась в небольшую котомку. И всё-то его убранство состояло из обласканного небом домотканого рубища. Но был безмерно богат старичок – сердцем добрым, глазом острым, душой необъятной да мыслями верными.
Откуда он держал путь, ведало только небо, ибо и сам путник позабыл. Не знала об этом и его спутница, присоединившаяся в одном из многочисленных селений. Вся земля была ему домом. В тёплое время заботы о приюте немного, а в лютое с радостью пускали постоялые дворы за советы дельные да рассказы занятные.
Скромен был старичок: примечал многое, но с расспросами-советами не лез – слушал внимательно, присматривался, так как уха и глаза у человека два, а язык один. Но всяк встречный, будто заранее знал, обращался к дедушке за советом. Никому не отказывал.
«Что таить, раз сам получил задарма», – говорил старичок.
Любили люди слушать истории разные: сказочные и житейские, весёлые и печальные, и дела никому не было – быль это или небылица. Интересно. Кто-то науку из них получал, а кому-то просто развлечение.
Сам же дедушка любил слушать птичек певчих да ветер непоседливый, что, играя с листьями и травинками, рассказывает о землях дальних и жизни нездешней.
Особенность у рассказов была: чтобы никого не обидеть и напраслину не навести, говорил старичок от собственного имени, будто всё это с ним происходило.
Бывало, кто встретит его, идущим спокойно и размеренно, поздоровается, спросит о том, чем душа мается или дело пытает. Присядет старичок на что-либо подходящее – а нет, так и на землицу – развяжет котомочку свою, из мелкой сетки хитро созданную, достанет угощение простенькое – «кушай да слушай» – будто все его истории в этой сетке сложены.
На чердаке
Более двадцати лет никто не заглядывал в эту часть дома: ни хозяин, считающий, что контролирует всё; ни крысы, по осени снующие под полом; ни воробьи, живущие в застрехах – никто. А здесь все эти годы по-прежнему таинственно уютно и романтично светло. Прожаренный крышей воздух содержит аромат невидимого дубового веника, сосновую тонкость стропил и еле уловимый запах тайны, до времени скрытой, но неистово манящей. Даже очень острый глаз не заметит, с каким усердием годы тонкими слоями наносили пыль на редкие артефакты.
Слой за слоем, миллиметр за миллиметром уходила вглубь история. Короткая и яркая, как вспышка, и, как искра ночного костра, пленяющая своим полётом и забытая поутру. Как правило, никогда или очень редко, окунувшись в бескрайнее одиночество, мы вспоминаем это завораживающее зрелище, чудесное своими метаниями и наивными порывами задержаться в этом мире хотя бы на одно дополнительное мгновение.
Но однажды без предупреждения среди сумеречной суеты она подмигнёт звёздочкой, да так ярко, что на какое-то время ослепит, выведет из размеренности и бросит в нежные объятия воспоминаний. Вновь чувствуются развеянные запахи, ощущаются прикосновения, отчётливо слышны забытые интонации голосов. Миг, секунда и проявляются контуры… Нет, ясно видны лица и фигуры, когда-то самых близких, людей. И ты растворяешься в этой (иллюзорной?) реальности. Волной, смывая года, накатывают эмоции.
Мне любы эти купания. Они прекрасны своей редкостью, своей неожиданностью. Они обескураживают, проводя мягкой губкой чувственности по грубому панцирю опыта…
Как-то нас наняли перекрыть крышу дома. Занятие это являлось обычным способом летнего заработка, и было рядовым для всех, кроме меня. До этого дня, да и после, я относился к работе, как к ремеслу, требующему знаний и ответственности. Но в этот раз было иначе – присутствовали чувства.
В доме, крышу которого предстояло обновить, я некоторое время жил. Хотя и провёл здесь немного, около пяти, лет, но воспоминаний хватит на приличную, занимательную книгу. Не в почёте у меня ностальгия, поэтому закончить с подрядом хотелось быстрее.
Обмениваясь шутками-прибаутками, мы сняли, опушённые мхом, листы шифера, небрежно посрывали лохмотья хрупкого рубероида и внимательно осмотрели обрешётку. Решетник был в порядке и замены не требовал.
Но что в это время творилось во мне? Понимая, что это чужая собственность, я, словно снимал кожу с чего-то очень дорогого, словно на базарной площади раскрывал самый интимный секрет. Что-то безжалостно и безвозвратно обрывалось внутри, как в осенней ночи гаснет пламя свечки, обрушивая темноту. Окружающие, верно, заметили моё состояние и обходили меня своими разговорами. Да и слышал ли я что-то? Работа, как я уже сказал, была знакомой и выполнялась на автоматизме.
ВСПЫШКА?..
ВОСПОМИНАНИЕ?..
Необъятной по яркости и какой-то несоизмеримо близкой и родной из тени фронтона выплыла на солнечном луче белая авторучка. Покрытая пылью, она казалась неимоверно дорогой и милой. Я присел и какое-то время, не отрываясь, смотрел на неё, находясь в гейзере памяти…
Когда-то давно, в день рождения мне её, символически, подарила девчонка-соседка. Что-то ещё было с этой авторучкой, вроде книга (или альбом?), но обязательно открытка, какая-нибудь с цветами и размашистой каллиграфической надписью «Поздравляю!»…
Нет, между мной и девчушкой не было чувств, кроме дружеских. К подарку я отнёсся ровно: книга (точно, книга) после прочтения с закладкой-открыткой заняла место на полке, а ручка…
Как-то дождливым летним днём я приютился на чердаке. Ручка, сложенный тетрадный листок и… уносящее под шорох дождя, воображение: картинки с кварталами городов и пейзажами, невиданных мной, стран, дождь, облизывающий листву, выходящий из чащи, тигр…
Выглянувшим солнышком со двора меня кто-то позвал…
Мы застелили профилем скаты крыши и, удовлетворённые качеством труда, разошлись по домам.
Авторучку вместе с воспоминаниями я оставил, а вот эмоции от встречи с прошлым не покидали меня несколько дней. Теперь, проходя мимо своего давнего жилья, я знаю, что здесь есть молчаливый свидетель моего прошлого, который ещё долго-долго будет хранить память обо мне в уютной, романтичной атмосфере чердака.
…
Старичок никогда не смеялся и не серчал, даже улыбка или хмурая тень не на секунду не посещала его миловидное, гладко выбритое (а может борода просто не росла?) лицо, которое казалось одновременно молодым и старческим.
Но не равнодушие – доброта и участие исходили от дедушки. Мучается кто перед выбором, спросит совета: «Как поступить? Красное или белое? Налево или назад?»
– Обожди, дружок! – ответит дедушка, – Оно ведь как бывает: хочется яблока – берёшь первое и кушаешь, а уже второе выбирать станешь, чтоб и бочок порумянее и вкус послаще.
