Новые запахи… Яша медленно ступал по тёплому полу. Большие массивные лапы медленно, лениво и плавно скользили по комнатам, тихо постукивая коготками. И снова тревожный и волнующий аромат размораживающейся куры не давал покоя, но ещё рано, и Яша это знал. Когда мама достанет лук и начнёт резать его кольцами в большом количестве на коричневой с прожилками деревянной доске – вот тогда нужно будет непременно появиться на кухне и дежурить у маминых ног. А сейчас ещё можно гулять. Коридор новой квартиры напоминал Яше дорожку для боулинга – он никак не заканчивался. Мягкая Яшина туша размером с прикроватный пуфик устала бродить по этой архитектурной несуразице, Яша вздохнул и плюхнулся прямо посередине коридора. Пусть все обходят – кто в доме хозяин – я или мыши? Яша знал, что ему позволено практически всё. Мамин любимец, огромных размеров персидский кот с роскошными длинными торчащими вперёд усами, жёсткими, как леска, и плоской выразительной умной всепонимающей мордой, он мог позволить себе развалиться посередине любой комнаты, и все должны уважать его кошачье желание.
Вот, проскользнули мимо немецкие Катины тапочки-сапожки, нежно-розовые, мохнатые с блёстками. Так-то бы можно вытянуть лапу и поймать Катюшку за её мохнатую тапку – да лень, это ж надо шелохнуться, с места сдвинуться – не, не под силу! А вот пробежали, словно вихрь пролетел, маленькие полосатые махровые носочки – это святое, лапой цапнуть крохотную ножку и вовсе не позволительно! Это бегает по квартире маленькая Настёнка. Шустрая, быстрая на подъём, вечно любопытная, она не признаёт тапочек и бегает в лучшем случае в носочках – грех цапать такое маленькое существо! А вот прошли тяжёлой поступью вязанные мамой цветастые тапки сорок восьмого папиного размера – это папа идёт на кухню, его цапать вообще не интересно, никакой романтики, вот песню спеть ему можно, а вот цапать за ногу – не-а. А вот вечно голые ноги, такие же шустрые, как у маленькой Настёнки, только больно худые и длинные – это мамины ноги, босые пятки Яшиной хозяйки, ноги самые любимые и потому самые уважаемые котом Яшей. Мама – куродатель, источник всех благ и вот её-то ловить лапами за голые пятки кощунственно и не допустимо. А ведь скучно! Вот сейчас весь дом угомонится, и начнётся ночь. Она опустится не сразу, постепенно заволочёт всё вокруг своим тёмным бархатным одеялом, исчезнут звуки льющейся воды в ванной, пластиковые утки, дельфины и катера уйдут спать на полку вместе с шампунями, мама накрасит маслом на ночь ресницы, напомадит воском ногти и руки, детская окутается непривычной тишиной, и лишь из Катюшкиной комнаты будет звучать стукоток клавиш от длинных, нарощенных зачем-то ногтей и приглушённый смех – Катенька выросла и пропадает в сети, а Яша вновь за дверью, его не пускают в Катину светлицу. Эх, жаль… не то, что раньше.
Но лень и ночная усталость одолеют и неугомонную Катюшку, и тогда ночь полностью вступит в свои права, и оживут картины! Яша любил рассматривать новое своё жилище. Со старой квартиры родители привезли множество картин. Картины были острой маминой слабостью. Они собирались годами из разных мест, трепетно перевозились до дома и развешивались по стенам, и создавалось впечатление, что вся жизнь протекает в музее. Домашние робко молчали, а картины всё прибывали и прибывали, и заполняли собой жизненное пространство в Яшиной новой квартире. Мама трепетала над ними. Никому не дозволялось прикасаться к ним руками. Золочёные рамы старательно обтирались от пыли, а гости в сто первый раз выслушивали историю каждого полотна. И было о чём послушать! Пейзажи средней полосы, натюрморты и сказочная коллекция картин Евгения Шишкина будоражили Яшино воображение. Только две работы выбивались из общего ансамбля – это мамина любимица – мадонна Литта и портрет ребёнка с букетом цветов. Последнюю работу мама с Катюшкой привезли с Кавказа, и мама очень ею дорожила.
Тёмные тени исчезли, и коридор утонул во мраке, лишь тонкая газовая кухонная занавеска колыхалась под лёгким порывом ветра из приоткрытого окна. Ночь тяжёлой уверенной поступью плавно вступила в свои права. Ску-у-у-у-учно! Яша вытянулся во весь рост и медленно пошёл обходить свои новые владения. Коридор, завешанный по стенам картинами, не кончался. В проёмах между комнатами, между встроенными шкафами – всюду висели работы. В сумраке ночи они, словно, оживали и начинали жить собственной жизнью. Каждая картина дышала и манила за собой, приглашая погрузиться в свой внутренний мир. Листва на деревьях шелестела и звала на волю, прочь из душной квартиры. Ветер ласкал верхушки тронутых золотом осенних деревьев, прохладная вода в извилистой речушке плескалась и пела старинные песни. Цветы благоухали, и Яша поражался, как могут картины так оживать по ночам. Но вот одна из картин подёрнулась лёгкой дымкой, словно, туман опустился густым облаком до самого пола, заполнив собой длинный тёмный нескончаемый коридор, всё вокруг поплыло – многочисленные двери, стены, картины, люстры, медные ручки, даже низенькая деревянная скамеечка для маленькой Настёнки – всё плыло в воздухе и двоилось в пространстве. Яша зажмурился. Картина Шишкина с осенним сказочным пейзажем в стиле «ретро» на секунды ожила, и Яша, как и сам того не понял, оказался внутри неё. Раз – и всё! Ой, мамочки! Наваждение исчезло, а вокруг нет привычной обстановки – есть сухая осенняя листва и чужой холодный город с царившей в нём госпожой Осенью. «Холодно-то как!» – подумалось Яше. Вот давно мечтал выбраться из душной новой квартиры наружу, да всё родители не пускали, а нынче – раз… и желание исполнилось, само по себе, вот так нечаянно. Загадочная штука – жизнь!
Часть 2. Летельбук Его Высотчество
Чужой холодный город встретил Яшу-кота растрёпанными золотыми деревьями, суровым мрачным осенним нависшим небом, которое готово было упасть на и без того приземистые игрушечные домишки. Ветер трепал холёную Яшину шерсть. Подёрнутые золотом и багрянцем густые кроны деревьев шептались между собой, а птицы им вторили: «Чужа-а-а-а-ак, чужа-а-а-а-ак, чужа-а-а-а-ак!» И впрямь чужак. А как тут быть своим, коли неведомая сила возьми и вытолкай его в мир иной?! Ну, и чудеса! Яша поёжился. Двадцатисантиметровая густая шерсть не спасала от колючего промозглого ветра. Вот, куда теперь идти? Всё чужое вокруг. Листья, дворик, покосившиеся старые домишки, заброшенная детская песочница и мечтательные скамейки, сломанное позабытое кем-то авто. Не игра ли это воображения? Яша совсем был уже готов упасть духом, как вдруг услышал тихий писк поблизости с жасминовым кустом.
