Большинство детей испытывают страх перед созданными их богатым воображением монстрами, скрывающимися в непроглядной темноте. Я же с юных лет находилась во власти наиболее реального и неотвратимого объекта страха, свойственного каждому из нас. Этот страх пустил во мне незримые корни, когда мне было пять лет, и я ехала с мамой в троллейбусе, увидев на одной из остановок, как под автобус забежал игривый котёнок. Когда автобус уехал, моё внимание приковала находящаяся на остановке бабушка, которая схватилась руками за голову. Я не видела того, что случилось с котёнком, однако одного взгляда на сокрушённо качающую головой бабушку оказалось вполне достаточно, чтобы я прочувствовала весь ужас произошедшего.
В тот день я впервые осознала хрупкость жизни и поняла, что живые существа не вечны и могут внезапно умереть в любой момент, задолго до наступления глубокой старости. Проникшая в меня мысль о том, что рано или поздно все, кого я знаю, включая меня, умрут, приводила меня в ужас и уныние. В свои пять лет я ощущала себя настолько живой и полной сил, что искренне недоумевала, зачем вообще кому-то нужно умирать, словно смерть являлась самой несправедливой вещью на свете.
В то время как мои сверстники мечтали о новой кукле и красивом платье, я думала лишь о том, чтобы стать врачом-биологом, когда вырасту, чтобы изобрести эликсир вечной молодости и подарить его миру, дабы живые существа жили вечно и никогда не умирали. Ведь когда ты есть, то перестать быть, словно тебя никогда не существовало, кажется абсолютным злом, противодействию которому ты желаешь посвятить всю свою жизнь. При этом ты не понимаешь, почему другие люди не стремятся к тому же, растрачивая отведённое им время на глупые мечты о новой кукле и красивом платье, словно подобные вещи могут хоть как-то помочь людям пережить неотвратимое наступление в их жизни часа икс.
Шли годы, и страх смерти стал моим постоянным спутником, от которого я не могла избавиться и делала вид, что не замечаю его дыхания за спиной. Я была уверена в том, что моё детское знакомство со смертью выльется однажды в новую встречу с ней, однако не подозревала, что эта встреча окажется для меня настолько сокрушающей, насильно поставив меня лицом к лицу с заклятым страхом.
Четвёртая стадия рака желудка с метастазами в лёгкие, печень, почки, селезёнку и поджелудочную железу. Полгода жизни на химиотерапии или два месяца на паллиативном лечении. Именно такой страшный диагноз, не оставляющий ни тени надежды на лучшее, услышала от хирурга-онколога моя мама после проведённой ей гастроскопии и компьютерной томографии.
В свои сорок пять моя мама ни разу не брала больничный и обладала железным характером, работая шеф-поваром в ресторане итальянской кухни и вырастив меня в одиночку после ухода от моего непутёвого отца-алкоголика, которого я совсем не помню. Будучи гордой женщиной, мама отказалась от алиментов и содержала меня сама, решив навсегда избавить меня от неприглядного лицезрения папиных запоев и его пагубного присутствия в моей жизни.
С детства мама постоянно твердила мне, что она не вечна, и я могу рассчитывать в жизни только на себя, поэтому обязана получить профессию, которая позволит мне себя содержать. Следуя маминым наставлениям, я выучилась после школы в кулинарном техникуме на повара и получила работу в столичном ресторане домашней кухни. Мама исполнила передо мной свой родительский долг и добилась того, чтобы я встала на ноги, обретя независимость и самостоятельность.
Однако каким бы сильным ни был человек, пережитый развод, двадцать лет тяжёлого труда на кухне и необходимость в одиночку растить ребёнка не прошли для моей мамы даром и сказались на её здоровье самым драматичным образом. Когда стало известно, что обнаруженная у мамы опухоль желудка неоперабельная, я едва не сошла с ума, почувствовав себя тем самым маленьким котёнком, раздавленным, словно грецкий орех, колесом многотонного автобуса. Мама же стоически приняла озвученный ей врачом приговор и отказалась от химиотерапии, предпочтя ей паллиативный уход на обезболивающих препаратах.
Я знала, что при таком раскладе дни моей мамы были сочтены, но отказывалась верить в реальность происходящего, убеждая себя в том, что вскоре обязательно проснусь и обнаружу, что весь этот кошмар окажется лишь жутким сном. Однако реальность порой превосходит даже самые худшие из наших кошмаров, заставляя проживать наяву то, что мы никогда бы не осмелились увидеть во сне. И пусть неумолимой судьбою детям уготована свыше тяжкая ноша пережить своих родителей, отпустив их в лучший из миров, не каждому ребёнку доводиться стать свидетелем того, как всего за пару месяцев смертельная болезнь обращает цветущего жизнью человека в обтянутого кожей живого мертвеца.
Первые две недели паллиативного ухода на дому мама пила выписанные ей онкологом обезболивающие таблетки и раз в день ела приготовленную мной для неё еду, сохраняя хоть какой-то аппетит. На третью неделю мама полностью отказалась от твёрдой пищи и перешла на употребление жидких белковых коктейлей. Мама сильно ослабла, но, опираясь на меня, всё ещё могла дойти до туалета и относительно связно говорить, хотя её когнитивные способности заметно угасали с каждым днём.
Через месяц с начала паллиативного ухода мама более не имела сил подняться с постели, перестала пить белковые коктейли и была способна лишь с трудом ворочать во рту непослушным языком. Я ежедневно меняла маме памперсы для взрослых, поила водой из детской бутылочки и начала колоть сильнодействующие обезболивающие, поскольку выписанные онкологом таблетки и пластыри уже не помогали. После опиоидных уколов большую часть дня мама беспробудно спала, а я сидела у её кровати и горько плакала, будучи не в силах ничего изменить. Моя мама была слишком молода, чтобы умереть, и должна была прожить в два раза дольше, нянча внуков, однако страшная болезнь лишила маму радости становления счастливой бабушкой.