Уже давно спряталось за лесом уставшее солнце, и всё погрузилось в бархатную ночную черноту. Однако, сон к Ягине не шёл. Сидела испуганная девочка на лавке, не решаясь даже пошевелиться. Полосатый кот ластится и мурлыкал, но сердце в груди трепыхалось тревожной птицей, и никак не выходило его хоть немного успокоить. Родители уезжали поспешно, мать даже не убрала со стола рукоделие, сказала только: “Всё равно обернемся скоро”. Однако, вот уж день прошел, другой, настала пятница. А их всё нет.
Ягиня суеверно не решилась трогать оставленное матушкой шитье. Хотя в душе знала, что не вернëтся мать и случилось с ними нечто страшное и непоправимое.
Вдруг скрипнул порог и распахнулась дверь. Страх пронзил тело ледяными иголками, не давая ни пошевелиться, ни слова вымолвить. Сидела, будто вросла в треклятую скамью. Вошла в комнату женщина, краше каких на свете не бывает. Ягиня только и сумела, что украдкой глаза протереть, не мерещится ли. А красавица как к себе домой пришла: у стола устроилась, шитье разглядывает. Печально головой качает и говорит:
– Не люблю, когда работа не окончена…
На девочку посмотрела с нежностью и грустью, и молча принялась доделывать узор, да так быстро и ловко, что даже воздух вокруг, казалось бы, задрожал и нагрелся.
Как завороженная, наблюдала за этим Ягиня, собираясь с духом, чтобы поприветствовать гостью. Даже простого ума бы хватило понять: ни одна земная женщина не могла так выглядеть и настолько ловко вышивать. А девочка была не по годам смышленая и с рождения награждена умом ярким и светлым. Наконец-то слетел с её губ вопрос:
– Вы Макошь?
Гостья нежно улыбнулась.
– Да.
– Вы на маму не сердитесь. Она всегда убирает на ночь работу, а по пятницам никогда не трудится, просто…
– Не сержусь. Скорблю…
– Значит… – не сумела сказать то, что поняла, а только всхлипнула и слезы сами по себе пустились ручейками по щекам, капая на передник.
– Да, верно всё твоё сердечко чуяло. Нет больше на этом свете твоих родителей.
Молчали они долго. Ягиня горько плакала, а гостья работала, то и дело поглядывая на неë. И с каждым стежком будто вылечивались сердечные раны. Немало времени прошло, пока и шитье готовым стало, и девочка успокоилась, насколько то было возможно. Ещë всхлипывая, но уже осмелев, спросила:
– Вы не просто так пришли ко мне?
– Не просто так – улыбнулась Макошь. – Давно мои дочери, Доля и Недоля наблюдали за тобой. Говорят, смышленее и любопытнее тебя сорванца ещё не видали. Очень уж ты им приглянулась. Особенно Недоле. Упросили помочь. Пришла предложить им сестрой назваться.
– Кем назваться? – не поверила Ягиня.
– Им сестрой, а мне дочерью. Обучу тебя, как родную. Присмотрю, чтобы ты выросла сильной и здоровенькой. Примешь помощь мою?
– Приму. С Благодарностью.
Кое-как оторвалась от лавки, чтобы поклониться, но Макошь опередила. Обняла так тепло и сладко, что почудилось, будто к маме попала.
– Вот и договорились – гостья улыбнулась и словно солнышком сердце согрело. – Подарок тебе принесла.
Девочка утерла слёзки рукавом и уставилась на золотую коробочку, которая как из воздуха на руках у Макоши возникла. Приняла её, и аж дух захватило красотой и силой, что шли от подарка Богини.
– Благодарю – только и вымолвила, стараясь удержать в руках коробку, которая наливалась тяжестью.
– Открывай же скорее, не бойся – Макошь мягко и тепло рассмеялась. Точно колокольчики зазвенели.
Ягиня достала из коробки сапожки золотые, расшитые драгоценными камнями.
– Не уж то их носить!? – воскликнула она, не в силах уложить в голове, как такую ценность можно на ноги обувать.
– Конечно, носить! – Макошь рассмеялась, и звон колокольчиков по избе будто ветром разнесло. – Ты их носить будешь, а они тебя. В любое место! Если ты сапожкам понравишься, быстро домчат куда пожелаешь. Хоть ко мне в гости, хоть в любой уголок Яви и Нави.
Не смогла Ягиня никаких слов подобрать в благодарность. А Макошь и не ждала. Обняла дочь свою названную, прижала к себе, как великую драгоценность, и с любовью поцеловала в макушку.
