В Вене на углу Kellermangasse и Neustiftgasse есть такое место, что будто бы там сначала – на всем этом перекрестке со сквером – был прозрачный и мягкий шар, сфера, и его сложили пополам, вдавив полусферу в полусферу. Они же плотно не сойдутся, выйдет, что ли, такая двойная шапочка. Раза в два менее прозрачная – но поскольку сама сфера была прозрачной вполне, то тумана от этой операции набежало немного. Почти незаметно.
Здесь это не строго угол, то есть – не четыре прямых угла. Нормальных углов два, по левую, если спиной к центру, сторону Neustiftgasse. По правую были два сквера, ну или один, разделенный Kellermangasse. Как если бы на этих углах аннулировали два дома, отчего образовалась небольшая выемка в застройке: площадка, которую пересекала узкая Kellermangasse. Или это место не было застроено никогда, оно и называлось отдельно: Augustinplatz. На той стороне Kellermangasse, где сейчас был я, имелась остановка автобусов, одно дерево (ну – полтора), немного декоративной брусчатки в асфальте и скамейки – зачем-то полукругом. Будто там, в центре относительно лавочек, по праздникам поют и пляшут маленькие девочки, а родители глядят на них, ощущая чувства. То есть, видимо, в самом деле все так, потому что там же и деревянный помост, невысокий.
По другую сторону богаче: хвойно-лиственные деревья и помесь статуи с фонтаном, мутного серо-бежевого цвета, не понять, из какого материала. Будто глиняная. Общий цвет местности – серый, но славный. Где темнее этот бетон, где светлее. Ну и глубокая зелень этих лиственно-хвойных напротив. Они, дело в чем, в иголках, но иголки длинные и мягкие, не знаю, как эти деревья называются. Про листья-иголки я помнил еще по прошлому приезду, в мае 2008-го. А сейчас тут прохладно, куртка, свитер. Хмуро.
Для ориентации: Neustiftgasse идет примерно от Народного театра в сторону Гюртеля, к окраинам. Kellermangasse – поперек, от Mariahilfer Straße, а куда – не знаю, куда-то в сторону Театра в Йозефштадте. Собственно, от Мариахильфер досюда эта улица называлась Kirchengasse, а уже в сторону Йозефштадта становилась Келлермановской. Разумеется, неизвестные слова и названия будут пояснены по ходу дела. Это хоть и не путеводитель, но заодно и путеводитель, почему нет.
Neustiftgasse, к слову, непонятно как переводится. Возможен даже вариант «Новая Карандашная», хотя у «штифта» куча значений: карандаш; грифель; духовное училище; женский монастырь, ученик (в мастерской). А также просто штифт; штифтик; шпилька; шпенёк; штырь; деревянный гвоздь; перо графопостроителя; штырёк; обрубок; шип. Даже поводок. Так что у Новокарандашной шансов мало. Что до ее расположения в городе, то это 7. Bezirk, Neubau, совсем центр. Выйти из Музейного квартала в сторону Народного театра, идти дальше по улице в сторону Ратуши так, чтобы театр был справа, первый же поворот налево – вот она и Neustiftgasse. «Новая грифельная» было бы неплохо. Улица плотная, пяти-шестиэтажные дома впритык, узкие тротуары, серая. Ну или «Новая Карандашная». Точнее, «Новый Карандашный», потому что gasse – переулок, но пусть уж будет в переводе улицей, потому какой же это переулок. Вполне длинная улица, до самого Гюртеля (Gürtel).
Теперь здесь март 2009 года, я только что поселился в пансионе за углом, умылся, выпил в гостиной кофе и пошел на эту лавочку курить. Мне это место нравилось. И оно само, и район – поэтому тут обычно и жил. Я сидел на лавочке, внятно теплело, даже солнце выглянуло. Листвы еще не было, но два дерева по бокам статуи-фонтана все равно густо зеленели, раз уж они были хвойные. А то, что тут вот эта вдавленная сфера, – ничего особенного, просто вот так тут было, и все. Фонтан-чучело как раз попадал – глядя от меня – ей в донышко. То есть она не нависала крышей, а стояла как-то боком, накренившейся линзой.
Но вот: сейчас около полудня, тихо, воздух спокоен, однако некоторые ветви этих деревьев слегка колыхались, причем еще и вразнобой. Выходило так, что вокруг них был какой-то свой небольшой ветер, свой для каждой ветки.
Одна ветка – они не очень жесткие – колыхнулась. Та, что рядом с ней, – тоже, но в другую сторону. Кроме них двух – ничего, все спокойны. Откуда вообще этот местный ветер? То есть получается так, что где-то в окрестностях одной ветки возникла небольшая область, полость, в которой давление меньше, чем по соседству, – в нее тут же влезал воздух из граничащей с нею области, отчего хвоя колыхалась, но что происходило с этой полостью? Она продырявливалась, что ли? Или просто сжималась, отчего давление в ней делалось больше, чем снаружи, и тогда маятник шел обратно – ее, полости, оболочка растягивалась, давление в ней падало, делаясь меньше, чем рядом? Будто этими ветвями играли как на гармошке, не дергая остальные ветки. Получались вакуоли сложной формы, они как-то раскладывались по дереву и ерзали. Значит, воздух был разделен на отдельные мешки, в каждом из которых свой воздух? Но вроде нет – хотя, с другой стороны, как иначе объяснить? Тем более что покачивались только две-три?
Или была какая-то общая неустойчивость невыраженной природы – что-то чуть-чуть где-то наклонилось, изменились какие-то гирьки на весах и пространство немного наклонилось: ветки качнулись, картина сдвинулась, и этот факт можно назвать и ветром, хотя больше было похоже, что меняется картинка в калейдоскопе. Чуть-чуть повернуть, кто-то повернул, и с легким шорохом, с шуршанием возникает другой рисунок. Мало отличающийся от прежнего.
Сбоку от деревьев на той стороне стоял шестиэтажный дом. Серо-бурый, за год слегка изуродованный строительными работами – в стене возле угла пробили длинную кривую канавку, вложили туда кабель и не заделали. Даже и не пытались, замазали только местами, чтобы провод не вывалился. У этого дома угол срезан, там неширокий дополнительный торец. На уровне второго этажа из него выдвигается небольшой постамент, а на нем – под козырьком – непроясненный маленький всадник на вздыбленном конике. Оба, похоже, бронзовые. А под всадником, в промежутке между ним и окном первого этажа, выходящим в этот торец, – какой-то непонятный и несколько даже стилистически неуместный орнамент из десятка голубых и двух белых квадратных плиток. То ли зачем-то решили покрыть кафелем весь торец да бросили, то ли еще почему. Голубенькие такие, чистые на грязно-сером цвете этого дома. По прошлому разу я этого украшения не помню.
У самого дома над подъездом рельефная надпись: Якоб Бадл, кожаный – не кожный же – grosshandlung, оптовик по кожам. Jacob Badl. Тут я знал, что если войти в подворотню, то будет двор, где стены всех домов совершенно оплетены плющом. Теперь, конечно, листьев еще нет, и сухие ветки прижались ко всем стенам двора. Плющ же как ссыхается на зиму, так получается большая сеть с узелками на месте, наверное, листьев: похоже на провода и небольшие лампочки – только не включенные, а по вечерам, значит, может оказаться и иллюминацией.
