Эпизод первый. Первая встреча.
Представлюсь: Алексей Третьяков, 24 года, аспирант кафедры клинической психологии Н-ского Института города Челябинска. В недавнем прошлом я работал в районной поликлинике штатным психологом. Оклад мизерный, посетителей раз-два и обчелся. Под клиническим психологом в основной массе люди мыслят психиатра, но все-таки это разные профессии. Медицине я учился только дополнительно, основная моя дисциплина – психология, наука обо всех душевных проявлениях, а не только о патологиях, требующих медикаментозного вмешательства. Я не имею права выписывать рецепты препаратов, даже снотворного. Моя помощь выражается исключительно в эмоционально-словесной форме. Именно в основе своей деятельности я и сделал грубую надсечку, способную загубить древо всей карьеры. (Что карьеры? Всей жизни!) Не быть мне вторым Юнгом или Фрейдом. Своих тараканов теперь полно в голове. Хотя кто сказал, что у великих их не было?
Чтобы я совсем не прозябал в своем дальнем кабинетишке, иногда мои коллеги – невропатолог и психиатр, люди уважаемые и почтенные, подбрасывали мне пустяковых пациентов с каким-нибудь легеньким диагнозом – переутомление или общее недомогание. Любому понятно, что все лечение таких недугов заключается в отдыхе. Вот эту истину я в основном и проповедовал на своих приемах. Пару раз попадались еще заядлые курильщики, которые сознательно приходили ко мне, дабы я «закодировал» их от пагубной привычки. Наркоманы и алкоголики пока не желали избавляться от пороков.
Но три месяца назад, в конце благоухающего мая, мою рабочую праздность развеял мощный порыв невроза одинокой женщины. Я с радостью и чрезмерным рвением стряхнул пыль рутины с плеч и бросился на помощь страдалице. Сейчас только кляну себя за неистовый энтузиазм.
…Она вошла в кабинет после робкого стука. Полная, увядающая женщина. Черты лица прямые, аристократичные, осанка гордая. Волосы темные, глаза зеленые. Такой зелени я еще не встречал: и грусть, и тайна, и сдерживаемая сила – все было во взгляде этой женщины. Скромное платье цвета густой сирени, черные туфли. Ее сдержанная трагедия не вязалась с жизнерадостным щебетанием из распахнутого окна. Я прикрыл раму, и мы начли знакомство.
– Меня зовут Татьяна Удольская, – представилась женщина и замолчала. Если бы не траурно-опущенные уголки губ, она была бы красавицей.
– Так, – я деловито всмотрелся в амбулаторную карту, пытаясь разобрать почерк коллеги, – Вас ко мне направил Александр Иванович, невропатолог?
– Да, – согласилась Татьяна, – Я заболела, у меня нервный тик.
Посмотрел в красивое лицо пристальнее, сейчас оно абсолютно спокойно как лик мраморной нимфы. Женщина смотрела прямо на меня, но будто сквозь. Я смутился и отвел взгляд снова в карту:
– В чем выражается ваш недуг?
– Правый угол рта иногда дергается, очень неприятно, – Татьяна осторожно дотронулась до губ кончиками пальцев.
– Александр Иванович решил, что причина тика кроется в вашем подсознании? – Продолжил я первичный опрос, стараясь вывести собеседницу на более доверительный разговор.
– Нет, я сама ему сказала, что на мне лежит проклятие, – Татьяна опять резко замолчала. В ее глазах я прочитал твердый забор установки.
– Что, простите? – Я невольно нахмурил брови. Знаю, что с такой гримасой я жутко смешен, пытаюсь контролировать себя, но в подобных ситуациях это невозможно.
– Я проклятая, – повторила женщина, – На мне лежит венец безбрачия.
– Извините, я не знаю, что это такое, – я постарался, сохраняя такт, изобразить полное незнание терминологии, но предательская мысль уже обозначилась на моей физиономии: «Я психолог, а не колдун, не по адресу пришли».
– Венец безбрачия – это родовое проклятие женщин. О мужчинах не слышала, пояснила Татьяна размеренным тоном лектора, – В моем роду мужчины появляются лишь для продолжения рода, но семья вскоре после рождения ребенка распадается. Бабушка, мама, я – все живем без мужей. Дочка пока не нашла избранника, но я думаю, ее ждет та же участь, – она расшифровала мою мимику и добавила, – Мне не нужно лечение, я хочу просто выговориться. Вы человек посторонний, так что я вас не стесняюсь.
– Значит, вы разведены? – уточнил я, принимая объяснение. Татьяна не ждала от меня шаманских ритуалов, но обозначение себя как проклятой могло говорить о глубокой депрессии. Очень интересный случай с врачебной точки зрения – невроз как следствие психологической травмы от развода, – Сколько лет назад состоялся развод?
– Двадцать лет назад, – начала давать показания моя новая знакомая.
– А нервный тик когда появился?
– Полгода назад.
Странно, подумал я, запоздалая реакция. Наверное, недавно случилось что-то еще. О чем Татьяна умалчивает или сама не придает значения.
– А другой версии заболевания у вас нет?
– Нет, это точно проклятие, – Татьяна посмотрела далеко в пол, – Я не больна, а проклята. И не я одна, а вся моя семья. И бабушка, и мама, и дочь. Я так хотела родить мальчика, а мама как заведенная, все мечтала о внучке. Она говорила: «Я додам ей все, в чем обделила тебя». И родилась девочка.
– Татьяна, давайте вернемся к реальности. Я, как психолог, не верю в магию и проклятия, – постарался я блеснуть своим авторитетом.
– Есть, – возразила Татьяна, ответно сверкнув тайной зеленью глаз, – есть проклятия. Ее «есть» было убедительней моего «нет». В тот момент я не стал искать аргументов против.
– Почему же вы тогда не хотите от него избавиться? – Мое пассивное сопереживание страданиям Татьяны принесло бы мало пользы, также как простое слушание меня как лектора. Я загорелся идеей помочь женщине найти душевное равновесие. Хотя уже тогда осознал глубину невроза, а значит свою бессильность в окончательном решении проблемы. Психолог – всего лишь костыль в жизни искалеченной личности.
– Это сильное проклятие, его может снять только человек, обладающий чистым сердцем и бесстрашной душой. Я таких не встречала. Никогда, – Татьяна безнадежно покачала головой.
