Незадолго до новой жизни...
Когда он пришёл в себя, высокое полуденное солнце на иссушённых зноем Вольных землях жгло невыносимо. Морх Дар’Лара, кого звали во всём известном мире не иначе как выродок, понял, что не может пошевелиться. С трудом разлепив глаза, он обнаружил себя привязанным к камню. В низкой ветреной долине их огромное множество, высоких, тонких, вылезающих из-под земли точно чьи-то кости. Небольшой приграничный городок, где он почти счастливо жил несколько лет, виднелся далеко на юге. Значит его, Морха, кто-то специально привёл сюда… Он проиграл сражение и понимал, что живым уже не выберется — слишком долго избегал правосудия.
— Ты не заслужил справедливого суда, болотное отродье.
Морх улыбнулся. Карралтай жил местью много-много лет, он исходил ногами весь мир в поисках своего врага, чтобы наконец убить его, но даже сейчас его рот был способен лишь на жалкое ругательство. Болотное отродье, сын матери топей — как называли тех, кого подозревали в родстве с другим народом. Как иначе? Честный сын рода людского не способен на такие преступления как Морх. Да и, надо сказать, в его внешности действительно было что-то нечеловеческое. Он никогда не знал матери и отца, не знал даже, откуда родом. Слишком бледный, слишком тонкий по сравнению с рослыми и крепкими жителями Вольных земель, слишком… Всё в его чертах было слишком. Узкие вытянутые к вискам глаза мало кого удивляли в степях, если бы не их рыжеватый как у зверя цвет. Он мог бы сойти за жителя Небесной империи, давнего соседа степных земель, если бы не выступающие чуть более длинные и острые клыки. Волосы такие рыжие, что почти красные как кровь, слишком не как у людей. Колдун, чернокнижник, демоническое отродье, болотный сын, бродяга, тварь — вот, что Морх слышал чаще собственного имени. И отвечал тем же.
— А ты наконец поймал меня, праведный человече.
Морх пожал плечами и заглянул Карралтаю в глаза. Ненавидит. Ох как его ненавидит Карралтай, раз белки его синих как небо глаз налились кровью. Всё винит в гибели женщины, которая для обоих была дороже всего на свете. Только один никогда не признается, что посмел привязаться, а другой никогда не признается, что его плоть слаба и никакие орденские обеты не помогут сдержать этот огонь.
— Ты всё ещё смеешь улыбаться? — прошипел он. — Ты, кто и так слишком долго ходит под небом? Что же, скоро всё прекратится, душа праведной сестры наконец обретёт покой.
Покой? Морх рассмеялся. Душа праведной сестры никуда от него не денется, эта маленькая беглянка хотела его бросить весьма экстравагантным способом, но не вышло и теперь её жизненная энергия запечатлена в призывающем камне. Как жаль, что он так и не нашёл подходящее тело для воскрешения, тогда бы дева стала верной подружкой до конца его, Морха, жизни. Но увы, Карралтай появился слишком неожиданно и спутал все планы.
Как Морх мог проиграть в поединке? С его уловками и хитростями, колдовскими умениями, которые он черпал отовсюду, где бывал. Шаманы Вольных земель, заклинатели Небесной империи, ренегаты с севера — все становились вольными или невольными учителями. Чёрное колдовство грозное оружие и всё же… Что-то пошло не так.
Морх прикрыл глаза. Они были здесь совершенно одни и Карралтай мог творить что угодно, но он никогда не опустится до истязаний пленного, даже если тот приговорён к смерти. Поэтому праведный брат, охотник на чудовищ, лишь вынул из ножен меч и направил его Морху в грудь:
— Сегодня я вынесу тебе приговор, Морх Дар’Лара, и очищу этот мир от ещё одного чудовища.
— Что ж, — Морх вскинул голову, — начинай, список будет длинным. Я пока отдохну перед смертью…
И всё же было бы лучше, если бы охотник занимался тем ремеслом, для которого был рождён.
— Бродяжничество. Наказание — смерть. Воровство. Наказание — смерть. Убийство. Наказание — смерть…
Что там было ещё? Заказные убийства за деньги. Наказание — смерть. Чернокнижие. Смерть. Некромантия. Смерть. Похищение и растление праведной сестры… А вот это не правда!
— Ложь! Эта дура сама пошла со мной и отказалась обращаться в вашу обитель, сама жила со мной, сама себя убила, а её смерть ты тоже хочешь повесить на меня? Ты правда думаешь, что она не видела, кто я? Ты правда думаешь, что она могла убить меня сотню раз и не сделала ни попытки? Ты правда думаешь, что монахиня из Ордена Зрящих действительно слепа? Тебе ли не знать, что избранных девочек с детства лишают глаз, чтобы боги даровали им много больше возможностей и сил, чем остальным. Они видят мир не хуже ястреба.
Морх замолчал. Он видел, что вывел Карралтая из себя, но и сам понял, что сказал лишнего. Что, если… Что, если предавшая его монахиня правда не знала, кто он? Или сознательно разрешила себе не знать. И что, если… Только сейчас он осознал, что в нагрудном кармане, где хранился призывающий камень с запечатлённой душой, непривычно холодно. Пусто.
Осознать это Морх не успел, острый тонкий меч проткнул сердце. Его палач даже в мести был столь благороден, что не стал осквернять тело врага отсечением головы. Не изменил Карралтай себе и в том, что не убивал безоружных. Никогда. Даже отъявленных головорезов. Вот и проклятый Поцелуй Полуночи лежал у ног Морха в ожидании смерти и забвения вместе с хозяином. Да только достойны ли они?
Середина апреля в Венца и её окрестностях выдалась очень тёплой. По утрам ещё набегала промозглая сырость с рек и моря, но быстро исчезала под первыми лучами солнца. Но рассвет в густом лесу большого Аптекарского острова ещё не настал, заря только-только занималась на горизонте, так что Беатриче пришлось кутаться в тёплый плащ.
Если бы не необходимость собрать некоторые травы до первого луча солнца, ученица аптекаря даже носа из дома не показала. Но увы, одной из её обязанностей был сбор необходимых ингредиентов, да так, чтобы травинка к травинке лежала. С въедливого Джованни станется под лупой всё разглядывать, и то изъян в сырье найдёт. Ни разу ещё он не похвалил свою ученицу, лишь ворчал и сетовал, что лучше бы парня молодого нашёл, они, мол, смышлёнее. А Беатриче знай себе в ступке корни толкла и пропускала ругань мимо ушей.
Но иногда Джованни был в особенно дурном расположении духа, рвал и метал из-за каждого испорченного рецепта и велел непутёвой ученице не показываться на глаза, пока всё не возместит. К вечеру он обычно отходил, принимая на грудь терпкого вина, конечно, но пока не стоило его раздражать ещё сильнее. К тому же, Беатриче рада не слышать ворчание старика, так что наказание восприняла как возможность отдохнуть, а не повод для беспокойства. В конце концов, можно размяться, прогуляться по окрестностям, а то она уже забыла как солнце выглядит, того и гляди в стрегони превратится без всяких укусов.
