В Саратове заканчивалась летняя ночь. На востоке в небе появились розовые предрассветные сполохи. У красных металлических ворот лампового завода, что находился на окраине города, остановились два автобуса. Из первого автобуса выбежали пятнадцать омоновцев в чёрном в шлемах с дубинками и автоматами. Последним вышел главный – крупный маленького роста майор. Его лицо не было видно за тонированным стеклом шлема. Из второго автобуса вышли три солидно одетых мужчины в костюмах и галстуках. Один из них, рыжий держал в руке кожаную коричневую папку. За ними вылезли на улицу двое немолодых, потёртых мужичка в форме серо-чёрной форме чопа и закурили дешёвые пахучие сигареты. Один омоновец, став на плечи другого, перепрыгнул через ворота, которые скоро открылись, и чёрная ватага омоновцев устремилась во двор завода. Прямо находился большой трёхэтажный рабочий корпус, к которому бежали семь омоновцев. Слева в двухэтажном белом здании администрации забаррикадировались заводские работники. Под окнами здания администрации висели плакаты: «Смерть капиталистам-мироедам!», «Да здравствует Россия без олигархов!», «Вся власть народу!», «Верните СССР!», «Революция спасёт мир!», «Рейдеров и ворюг-чиновников на урановые рудники».
Входную дверь администрации защитники забаррикадировали мебелью и разным хламом. Шестьдесят семь человек мужчин и женщин замерли в ожидании за баррикадами. Несколько мужчин держали лопаты и палки.
Начался рассвет.
Открылось окно на третьем этаже, из которого показался низенький с лысиной на круглой голове главный бухгалтер Пал Палыч Синюхин с громкоговорителем. Его голос с шипением загромыхал над округой:
– Товарищи, одумайтесь. Вы творите беззаконие. Это вам так не сойдёт с рук. Опомнитесь. Как вы потом будете глядеть в глаза своим детям?
Омоновцы выломали монтировками входные двери администрации, и начали пробивать себе проход через баррикады. Две женщины истошно завизжали. Пробившись к заводским защитникам, омоновцы принялись охаживать дубинками мужчин, которые пятились назад и бросали свои не пригодившиеся «орудия пролетариата». Кто-то кинулся убегать. Марина Дорофеева молодая кладовщица в красивом красном сарафане с ромашками ударила ногой в бок омоновца, лупившего дубинкой скорчившегося на полу пожилого работягу. К ней тут же подбежал другой омоновец, скрутил ей руки за спиной и застегнул на запястьях наручники.
Защита завода быстро была сломлена. Побеждённых защитников завода по одному тащили к проходной, через которую выкидывали на улицу. Пал Палыча сначала два омоновца засунули головой вниз в мусорный контейнер вместе с громкоговорителем. Вынесли его самым последним после директора завода пожилого Дмитрия Дмитриевича Плавунцова.
Трое солидного вида мужчин в костюмах, представлявших нового хозяина завода, шли к зданию администрации. Их лица были довольны и серьёзны. Седой мужчина в голубой рубашке командовал чоповцами, расставляя посты. На рукавах формы охранников были шевроны с названием их организации чоп «Анаконда».
Роман Гвоздикин читал книгу с пожелтевшими страницами «Две Дианы» Дюма-отца, сидя на кровати в своей комнате. Он работал инженером на несколько часов назад захваченном рейдерами ламповом заводе. Два года Роман находился в отношениях с Мариной Дорофеевой. Раздался звонок в дверь. На пороге стояла Марина. Под левым её глазом сиял сиреневый фингал.
– Проходи, – спокойно пригласил её Роман.
– Трус.
Марина отвесила Роману звонкую пощёчину и решительно пошла вниз.
Роман вернулся в свою комнату и лёг, свернувшись калачиком, на кровати. Он лежал так долго с открытыми глазами.
Он был худой, роста чуть выше среднего с умным узким лицом и светло-русыми волосами. Он проживал в двухкомнатной квартире с отцом учителем математики. Мать Романа умерла больше девяти лет назад от тяжёлой болезни. Она была очень нервной и неуравновешенной женщиной. Роман её очень любил, несмотря на взбалмошный её характер. Она работала экономистом на том самом ламповом заводе, куда потом устроился Роман. Рабочий стаж Роман составлял менее пяти лет. Ему было двадцать семь лет.
Отец Романа Николай Евгеньевич вернулся с работы в шесть часов. У него было холодное, шире, чем у сына лицо и много седых волос. Готовил еду он. Роман умел готовить только яичницу, варить макароны, пельмени и сосиски.
Отец и сын ужинали молча. За чаем отец спросил сына:
– А, что у вас там с заводом? Чуть не забыл спросить. Я слышал его захватили новые хозяева.
– Да, я теперь безработный.
– Сволочи. Ты не ходил на защиту завода?
– Зачем? Кого защищать? Этого старого дурака Плавунцова? Какой от него толк, если он не смог сохранить завод?
– А твои друзья? А Марина?
– Друзья? Нет в этом мире больше друзей. Надоели мне эти бедные коммунисты.
– Сын, я не хочу, чтобы ты озлобился. Можно найти другую работу. Можно, в конце концов, поехать в Москву.
За окном темнело. Роман лежал с книжкой на кровати. На стене горел ночник. Марина звонила по мобильному телефону. Роман нехотя ответил:
– Да.
– Ты не спишь? Извини меня за резкость, но я, в самом деле, до сих пор не могу понять твою позицию, – сказала Марина.
Роман услышал в трубке голос Мишки Костина, который пел под гитару:
На дальней станции сойду
Трава по пояс…
Роман молчал.
Марина продолжила:
– Мы собрались у Светки Лазаренко. Завтра пойдём митинговать к мэрии, а потом к прокуратуре. Присоединишься к нам?
– Не знаю.
– Ты не хочешь ничего мне объяснить? Что у тебя на уме? Я тебя не узнаю.
– Я сам не могу никак разобраться с собой.
– Ты изменился.
