Лес. Белоснежный лес, покрытый сугробами, в которых можно увязнуть полностью и скрыться без следа.
Сегодня холодное зимнее утро, однако на мне лишь лёгкая одежонка, при этом совершенно не чувствую никакого холода. Мне не представляет особого труда пробираться через снежные заслоны, и всё же из-за глубокой и болезненной печали поселившейся в моём сердце, я медлю, непросительно медлю. От этой боли с трудом сдерживаются слёзы. Непонятно почему, мне хочется вернуться обратно, я лишь знаю, что не могу, и, не ведая причины, а может и причин, продолжаю свой путь. Наконец, мне удаётся выйти на поляну укрытую огромным слоем снежной шапки. На другом конце я вижу человека.
Хоть вдалеке мне и не виден его лик, но я знаю кто это. При виде этого человека ко мне возвращается уверенность, и я иду к нему.
И тут сон мой обрывается, снова. Уже который раз за год я вижу этот сон и с каждым месяцем всё чаще. Что со мной твориться?
Выровняв своё дыхание и уняв дрожь, я слезаю с печи.
Если бы только можно было отправиться к волхвам: они бы растолковали мне эти видения. Увы, у нас в деревне никто не знает, где они могут быть. И, боюсь, в наше время мало кто из людей ведает, куда ушли эти мудрецы после крещения Владимиром Руси.
Ладно, негоже думать о плохом спросонья.
Я подхожу к стене и всматриваюсь в усыпанное сверкающими серебряными капельками небо через проём.
Как же порой хорошо иметь возможность бодрствовать в чудные лунные ночи. Мне не ведомо, влияние ли это расчётливого и непредсказуемого Хорса, что приводит в движение луну и звёзды, вливая в меня силы. Или неузнаваемого и незапоминающегося Дыя – властителя ночного неба насылающий мне тревожные видения. А может быть великомудрого и многознающего Велеса, который отправляет наши души ко сну, и почему-то всё чаще и чаще отказывающий мне в этом даре, я, увы, не знаю. К худу или добру, мне никак не удаётся уснуть в полнолуние, а чувства мои обостряются не хуже матёрого волка. Хоть полнолуние пару дней как прошло: крепче я всё равно не сплю. Оно и ладно, всё равно не было особого желание спать этой ночью.
Убрав перегородку с окна, я смотрю в открывшуюся мне красоту.
Марена покинула нас раньше обычного, и снега растаяли с первыми днями весны, зелёная трава выросла уже достаточно высоко, и теперь мирно колышется от прохладного северного, правда до скоса ей ещё очень далеко.
Да, сегодня хорошая ночь для охоты.
Подойдя к светцу, я беру целую лучину, возвращаюсь к печи, убираю заслонку – лицо сразу же обдаёт приятным жаром; красные угольки мирно тлеют, исторгая из себя жар. Протянув руку к уголькам, через несколько мгновений её кончик загорается пламенем, после чего я вставляю лучину в светец. Лучики света сразу же озаряет стоящий рядом с ним небольшой сундук.
Добра в нём конечно не так уж и много: две пары рубах и штанов, три-четыре пары лаптей, одна пара чёбот и ещё одна пара поршень. Однако есть здесь и настоящая ценность для меня. Один небольшой боевой топорик, чекан и охотничий нож, множество раз, переточенный от постоянного свежевания и разделки туши. И конечно кинжал.
Не один год я работал в поте лица в кузнице Трудолюба в качестве ученика, пока, наконец, не научился выковать что-то стоящее.
Помню, как впервые пришёл к порогу Трудолюба и заявил о желании обучиться мастерству кузнеца. Его это рассмешило, а батюшку разгневало. Ни сильнее обычного, так что он это пережил, как и то, что я остался верен родной вере, а не пришедшей с юга религии. Неважно. Главное, что на пятнадцатом году жизни, после восьмилетнего учения и наставления Трудолюба мне удалось собрать нужные деньги на металл, из коих мне таки и удалось выковать это оружие для себя. А использовать его есть против кого.
Опоясавшись, я достою и закрепляю кинжал с охотничьим ножом на поясе по бокам и топорик за спиной у копчика. Убедившись, что всё достаточно хорошо сидит, я устремляюсь к двери и выхожу из хижины со скрипом.
Надо бы смазать петли.
Меня обдаёт прохладный ветерок, выдувает из меня всю оставшуюся дрёму. Кровь струится по телу, разгоняя тепло.
Может быть, сегодня встречусь с ними.
Я обращаю свой взор на лес, что стоит перед моей хижиной, маня к себе и одновременно пугая тем ужасом, что таит в себе.
Мне бы давно уже стоило перебраться вглубь деревни, но я ничего не могу с собой поделать; невидимая сила тянет меня в него, заставляя искать давних обидчиков, и не давая сгинуть во мраке ночи.
Восторг сменяется злобой, и я направляюсь в лес.
Конечно, нельзя идти в лес со злым умыслом и тёмными мыслями, однако леший, если и был, то давно уж покинул эти места.
Мгновения сменяются минутами, минуты часами, однако я ничего не нахожу кроме могучих деревьев: дубов и берёз и, уже успевшими прорости под их сенями, растениям. Ни голосов животных, ни ночного пения птиц, ни шелеста растений, а ветер лишь разгоняет воздух, пропитанный какой-то затхлостью. И всё же я не вижу самих сеятелей несчастий.
У меня на пути встречается несчастная берёза, что, кажется, вот-вот заплачет, подхожу к ней и обнимаю, тихо говоря:
– Берёза белоствольная, ответь мне охотнику опечаленному: где те, кто наводят черноту на леса эти, где те, кто невзгоды приносят всем живущим в землях наших? Подскажи, покажи, окажи услугу.
В ответ берёза качает своими ветвями.
Что ж, похоже, лес снова против моей встречи с ними.
Звёзды начинают исчезать и небо потихоньку окрашиваются в голубоватый цвет, готовясь встретить Даждьбога, несущего солнечные лучи, что изгоняют и ослабляют нечистую силу.
Оставив надежду, я отпрянул от дерева, собираясь прогуляться напоследок по лесу, но тут ветер доносит до меня запах страха вперемешку с кровью, сообщающий об ещё одной жертве и исходящий со стороны деревни.
Родители! Они же тоже живут на отшибе рядом со мной!
Сердце разгоняет по телу страх, придавая ногам лёгкость и скорость. Стараясь не думать о том, что могло случиться я продолжаю бежать без остановки.
Видя границу леса, сердце начинает колотить с невероятной скоростью. Желание узнать что случилось, понемногу подавляется ровно противоположным, но я не позволяю этой мысли возрасти и делаю последние рывки до границы.
От увиденного моё сердце понемногу успокаивается – усталость обрушивается на меня и я прислоняюсь к стволу дерева, дабы остаться на ногах.
