ДЕБЮТ
«Жизнь человеку даётся один раз, и прожить её нужно… весело!» —
народная мудрость.
«Умный в гору…
высотный ход не погонит!» —
топографическая мудрость.
Едва я прошёл внутрь вокзала, как ко мне подлетел какой-то шустрячок:
– Эй, парень, сколько времени?
– Семь, – мельком глянул я на часы.
– О, какие часики кайфовые! Можно взглянуть?
– Чего на них глядеть, часы как часы. – И я пошёл было прочь, но шустрячок схватил меня за руку:
– Извини, браток, я ведь спец по часам, это всё издержки профессии. Дай сигаретку, если не жалко.
Я дал ему сигарету и всё-таки решительно направился к выходу в город, но зачем-то ещё раз решил уточнить время.
– Вот это да! А где же часики? – сказал я негромко.
– Какие часики? – послышался низкий хриплый голос.
Я повернул голову и увидел сержанта милиции.
– Товарищ сержант, – как я был рад! – вот только что часы стащили! Прямо с руки! Совсем на лету!
– Щёлкать меньше надо!
– Вообще-то я не щёлкал, – недоуменно пробубнил я и, глядя в абсолютно спокойное лицо сержанта, понял, что нужны ему мои часики точно так же, как мне его дети от первого брака!
Сержант посмотрел на меня очень внимательно:
– Документы есть?
Я молча вынул из кармана паспорт.
– Так. Вроде всё нормально. А зачем к нам в Череповец приехал?
Я забрал у сержанта документ и весело улыбнулся:
– Да вот, мне в Питере все уши прожужжали: ах, какие в Череповце люди радушные и гостеприимные! Решил проверить.
– Ну и как?
– Полное соответствие! Кстати, как проехать в Заречье?
– Понятия не имею.
– Огромное вам спасибо!
Я изо всех сил толкнул дверь. Она, нежно скрипнув, широко распахнулась. Я быстро шагнул раз, но второй не успел – массивная дверь, теперь уже без каких-либо нежностей, своим возвратным движением кинула меня обратно. Тогда я осторожно отжал дверь плечом и боком просочился наружу.
На автобусной остановке было человек пятнадцать.
– Товарищи! Как доехать до Заречья? – спросил я менее уверенно, чем сделал бы это, не повстречайся мне сержант.
– На «пятёрке», до конца, – бросил белобрысый парень лет двадцати.
– Ты что дуру гонишь? – возразил ему брюнет в костюме-тройке и галстуке с пальмами, – на «семёрке» надо ехать!
– А я говорю, на «пятёрке», урод!
– Сам ты урод!
И брюнет с белобрысым, без дальнейших выяснений красоты лиц и тел, начали азартно молотить друг друга руками и ногами.
Толпа на остановке развеселилась, а мне стало дико тоскливо: это ж надо, приехать в незнакомый город и в мгновение ока лишиться имущества и доверия к властям, а найти только сомнения в нормальности местных жителей!
Тем временем к брюнету и белобрысому подключились ещё двое парней, помоложе, и дело у них пошло энергичнее. На асфальт остановки летели капли крови, осколки зубов, клочья волос и рубах, а так же незамысловатые эпитеты.
В разгар зрелища кто-то потянул меня за рукав:
– Молодой человек, – рядом стояла симпатичная женщина средних лет, – вот подходит «семёрка», вам нужно на неё.
– Значит, всё-таки на «семёрке»?
– А это безразлично, и «семёрка», и «пятёрка» идут до Заречья.
– Так что ж тогда эти придурки передрались? – задал я вопрос немного риторический.
– А это так называемый местный колорит. Вы, я вижу, приезжий?
– Да, из Ленинграда.
– О, тогда многие вещи вам будут здесь не совсем понятны!
– Серёга! Ё-моё! Неужели это ты?!
Я смотрел и не верил своим синим глазам: Андрей, мой друг, с которым в технаре сидели за одним столом, а потом попали в одну экспедицию, стоял передо мной, широко разверзнув объятия и вонзаясь в меня своими чёрными цыганскими очами! После всех утренних плевков судьбы меня как будто умыли ключевой водичкой. На душе и внутри организма стало тепло, как после ста граммов водки, а на глаза почему-то навернулись слёзы.
– Серж, что с тобой? Ты плачешь?
– Нет, Андрэ, это просто акклиматизация к новым условиям обитания.
Как оказалось, Андрюха торчит здесь, на базе экспедиции, уже три дня, но чем дальше, тем меньше ясности.
– Понимаешь, Серж, мы ведь с тобой практически первый сезон работаем, ни черта не знаем. А здесь у них – впрочем, как и везде – всё через задницу делается. То бишь, не они нам рабочих будут искать, а мы сами должны этим заниматься.
– А что же Кислухин и Кнестяпин?
– О! Я тут недолго, но всё уже знаю. Кнестяпин, наш главный инженер, всё время болтается по партиям: то там погостит-погудит, то – там. А Кислухин, наш доблестный начальник экспедиции, здесь торчит, но не один, а с целым штатом симпатичных девиц, оформленных им же на разные должности. Ты бы их видел! Это же гарем! А он в нём далеко не евнух! Короче, он тут пашет, как вол, вернее, как бык племенной!
– Да, – усмехнулся я, – тяжёлая жизнь у начальства.
– Я думаю, так, Серж. Давай найдём какого-нибудь бича, и будем работать вместе. Тут у них высотки немеряно, а это, как я узнал, самая кайфовая работа: если нормы не завысят, то можно вполне заработать.
– Что я слышу, Андрэ? Ты хочешь заработать денег? Для чего?
– Для того чтобы весело их потратить!
– Тогда я – за! Всеми членами. Кстати, авансик нам дадут?
– Дадут, но только перед выездом в поле. А пока я взял ящик тушёнки. Ты тоже бери.
– И что с ней делать?
– Да, я ж забыл, что ты только приехал. Тушёнка здесь покруче денег будет! Понимаешь, Серж, тут некоторые вещи нам не совсем понятны. Но сейчас мы прошвырнёмся по городу, и ты начнёшь потихоньку вникать в прелести местной жизни.
– Вообще-то я уже кой-какие прелести успел повидать.
– Ну и как они тебе?
– А как «Чёрный квадрат» Малевича: пока просто смотришь – всё ясно, но когда начинаешь задумываться – извилины выпрямляются!
– Смотри и учись, – сказал Андрюха и нажал кнопку звонка первой попавшейся квартиры девятиэтажного дома.
Дверь открыла пожилая женщина.
– Хозяйка, тушёнка нужна?
– Почём?
– Два рубля банка.
– Беру. Десять банок.
Я был поражён. Весь торг не занял и минуты.
– Что поделать, Серж, – грустно улыбнулся мой друг, – голодный край! Тут колбаска и мяско бывают так же часто, как у нас в Ленинграде землетрясения и пылевые бури.
Звякнув в соседнюю квартиру, мы быстро продали оставшиеся десять банок и, с пустым рюкзаком, но полным карманом денег направились к магазину.
Андрюха сунул меня в очередь за вином, а сам пошёл поискать чего-нибудь деликатесного, как он выразился, для души.
Когда я запихивал последнюю бутылку «Агдама» в рюкзак, появился мой друг, но не один, а с приятной невысокой девушкой. И всё-то было при ней: фигурка, выпуклая там, где нужно и сколько нужно, ножки с лёгкой кривизной лодыжек, но кривизной не портящей, а только подчёркивающей их соблазнительность, пышные, чуть вьющиеся волосы и огромные зелёные глазищи.
