Двадцать три года назад, меня, младенца
нескольких дней отроду, нашли в заброшенном хлеву на окраине городка Старые
Кривки.
Нашла Клотильда, шлюха из местного
веселого дома «Шаловливые рыбки». Случилось, что девица загуляла с клиентом и,
поддавшись на его уговоры, сбежала от папы Вирса, хозяина вертепа. Да только не
судьба. Ее поймали.
Клиент исчез, не оставив о себе
памяти, а девица Клотильда с найденышем, вернулась назад в большой двухэтажный
дом на тихой улице, прячущемся в глубине сада.
Заведение было доходным и весьма
популярным. Предприимчивый папа Вирс сумел завлечь богатую клиентуру не только
из числа местных торговцев-богатеев, но и аристократов из Меллинга, столицы
провинции, до которой сорок минут езды по Королевскому тракту.
Папа Вирс предусмотрел всё для
удобства посетителей: запасные пути выхода, отдельные коридоры, укромные
апартаменты, чтобы самый придирчивый клиент остался доволен и без сожалений
положил в его карман полновесную золотую
монету.
Как жила в этом месте я? Просто и
понятно. Хочешь выжить – работай. С семи лет – штопка одежды, мытье полов,
уборка комнат.
Я любила Клотильду, которая со
временем рассказала всю правду обо мне. Она была честна и прямолинейна. Говорила,
что пожалела меня, найдя в хлеву, рядом с собакой, скулящей и облизывающей
меня.
Клотильда была веселой и
беззаботной, жила, не думая о том, что случится завтра. Но, странное дело, все
же додумалась отдать меня в городскую школу для бедных, где я проучилась пять
лет. Причем, на отлично, и наш учитель всегда ставил меня в пример, на что дети
из класса хором смеялись, обзывая маленькой шлюхой.
А потом, после уроков, за каждое
доброе слово, сказанное учителем я получала зуботычины от детей. За то, что
лучшая в учебе, за то, что живу в борделе, за то, что будущее мое уже понятно и
не вызывает ни для кого сомнений.
Что они имели в виду, я поняла
только тогда, когда подросла.
Я хорошо запомнила свой десятый день
рождения. Клотильда купила мне новое красивое платье, а девицы подарили туфли
из хорошей, мягкой кожи. Потом мы с моей названой матерью сидели у себя в
комнате и разговаривали.
И вдруг она вскочила, открыла старый
саквояж, где у нее хранились какие-то ненужные, милые вещицы, и вытащила
сверток.
- Возьми, это твое.
Я осторожно развернула тряпицу и
увидела детскую распашонку, тонкое детское одеяло и пеленку.
- Что это?
Клотильда вздохнула и пьяно
качнулась, а потом заплакала. Впрочем, она всегда плакала после второй бутылки
вина.
- Это твоя одёжка, в которой я тебя
нашла. Памяти совсем нет, хотела раньше показать. Смотри, какая распашоночка.
Дорогая, из восточного батиста. Ты, Молли, наверное, от рождения не простая,
может и дворянка. И учитель говорит, что способная, не то, что остальные дети.
Я разгладила руками свои вещи.
Действительно, они принадлежали кому-то из другого мира. Из того мира, где
детей любят и холят, где есть служанки, повара, садовник… И тут приметила, что
на распашонке – знак.
- Гляди, - сказала я Клотильде.
- Да видела я. Ни о чем это не
говорит.
- Откуда ты знаешь? – Спросила я ее.
Пьяная Клотильда захихикала,
раскинув руки на кровати.
- Показывала господину аптекарю.
Знаешь, какой он грамотный? А умный! У-у-у… Так вот, он сказал, что не встречал
такого вензеля среди родовых знаков. Скорее всего, это печать мастерской, где
пошили вещицу. Забирай, это всё твоё.
Когда мне исполнилось одиннадцать, у
нас с названой матерью состоялся серьезный разговор. И тема этого разговора
оказалась для меня крайне неприятной. А суть его была в том, что скоро у меня
начнутся ежемесячные крови. И всё бы ничего, да только после этого события меня
в этом доме просто так не оставят.
Я, еще ребенок, не очень ее поняла,
но почувствовала по голосу опасность. Такую, что запомнила, о чем она
предупредила. Когда настанут эти дни, я должна молчать как рыба. Никому! Ни
одной душе! Даже ей!
Эти крови пришли, когда мне
исполнилось тринадцать лет.
Я молчала, как и обещала. Умудрялась
обихаживать себя так, чтобы никто ничего не увидел. Но где-то не уследила, и
одним страшным вечером случилось то, что случилось.
Мы с Клотильдой занимались своими делами.
Она готовилась к свиданию с клиентом, я складывала вещи в шкафу. Раздался
короткий стук, и в нашу комнату ввалился папа Вирс. Он был пьян и отчего-то
зол. Его красные, как у быка, глаза остановились на мне, но прозвучавшие слова
предназначались Клотильде.
- Я тебе приказал сообщить, когда у
девчонки начнутся крови. Кло, тебе надоел мой дом? Ты хочешь, чтобы я отдал
тебя старухе Фанни в трактир? На солому хочешь? Под лестницу? Чтобы тебя
поимели все конюхи и солдаты из гарнизона за два медных гроша?
- Папа Вирс, ты что? – Клотильда
побледнела. – Я ничего не знаю.
- Серьезно? Ты живешь вместе с ней в
одной комнате, и не знаешь?! – Папа Вирс замахнулся и со всей силы ударил ее по
щеке. Моя названая мать отлетела к стене.
- Папа Вирс, я ничего не знала!...
Не трогай ее, миленький, прошу. Дождись, пока ей исполнится четырнадцать. Ты же
видишь, какой она ребенок?
- А кто виноват? Кто должен был
научить ее всему? Рассказать, показать с клиентом? Берегла? Хорошо, теперь я
этим займусь.
- Не надо, Вирс…
- Свежесть, молодость, самый нежный
сок, - он пьяно забормотал, развернулся ко мне и медленно двинулся на меня,
преграждая дорогу. Его грузная, жирная фигура приближалась, а глаза смотрели
застывшим, безжизненным взглядом. – Я ее девственность продам за двадцать
золотых, предложу лорду Винстену, он любит такие цветочки… Нет, за тридцать
золотых, девочка стоит таких денег.
- Вирс…
- Отстань, Клотильда, угомонись, если
хочешь здесь остаться. Я только преподам девочке первый урок нежности с
папочкой. Папочку ласкать и любить надо, пусть привыкает, это не сложно –
угодить мне, я научу…
- Вирс, я сделаю всё за нее, пусть
она уйдет, умоляю!
- Нет! Это ты пошла вон! Тебя ждут в
общем зале. Иди! – Он гаркнул и опять замахнулся на нее.
Но то, что случилось дальше, я не
забуду никогда. Никогда!
В руке Клотильды сверкнул нож. Она
замахнулась, но жирный боров оказался ловчей и проворней. Его лапища
перехватила запястье женской руку, и с силой развернула лезвие в грудь. В грудь
моей названой матери.
- Дрянь. На папу руку поднимать?!
Я не увидела, а услышала. Негромкий,
мягкий звук смерти, и тело Клотильды обмякло, а потом грузно свалилось на пол.
- Ложись, - глухо сказал он мне и,
отвернувшись, начал расстегивать ширинку штанов.
Мои глаза застыли на мертвом теле.
Пятно крови на груди медленно заливало платье. Я перевела взгляд на убийцу, не
помня себя, на цыпочках подошла к родной мне женщине и выдернула нож. Помню только
капли на острие.
