Седовласый пожилой мужчина, поднявшись со стула навстречу вошедшему, средних лет военному, радостно обнял его.
– Ну, здравствуй, Андрей Петровичь! Не прошло и года, отстранившись, с улыбкой оглядев, добавил, – Красавец! А ведь идет тебе генеральская форма. – Ладно, Николай Иваныч комплименты рассыпать. Говори, зачем понадобился. Ведь не для этого мне тридцать верст пришлось мотать, – с некоторым укором заметил военный. Значит, обойдемся без прелюдий. Меня, Андрюша, хорошо знаешь. С тобой полгода после контузии возиться пришлось. И как помнишь – пустяками не занимаюсь, недосуг, а ради праздного любопытства беспокоить не стану.
Николай Иванович подошел к столу и, выдвинув ящик, достал объемистую с виду папку. Бережно придерживая рукой, открыл титульный лист.
– Значит, так. Ну, то что приходится возглавлять реабилитационный центр, можно сказать, филиал госпиталя Бурденко, надеюсь, ты в курсе. Основной контингент – перенесшие пост травматический шок – контузии. Одним словом, приводим в порядок бардак в головах, войной намешанный. Большинство поступает из Чечни. Так вот, – пожилой доктор подсел на диван к генералу. Обратив внимание на немного отупелый взгляд последнего, серьезным тоном попросил: – Андрей, это очень важно. Ты для меня как сын родной, уважь старика, потерпи. Нацепив очки, углубился в открытую папку. «С 31 декабря на 1 января в непосредственной близости от президентского дворца, в результате прямого попадания, предположительно противотанковой ракеты, был подбит БТР с экипажем и взводом спецподразделения 61 десантного полка. И только третьего числа, в результате контратаки появилась возможность вывезти тела погибших. Трупы были доставлены в госпиталь, развернутый в районе аэропорта».
– Тяжелые бои там были, – заметил генерал.
– Нет, нет, ты послушай, что дальше, – с недовольством, продолжил доктор. – В ночь на четвертое санитар морга сержант Поливанов, проходя мимо палатки с телами убитых, услышал стон. Доложил дежурному врачу… – и, что ты думаешь, – в возбуждении выпалил Николай Иванович, – они нашли там находящегося в беспамятстве солдата. Но самое интересное, отмыв его от копоти и грязи, не обнаружили на теле никаких повреждений. Как можно было среди одеревеневших не распознать живого – первая загадка. Далее, после всех процедур он поступает ко мне с полной амнезией. Возим на колясочке, кормим с ложечки, ставим клизмочки – вот все лечение. Ждем, может, время поможет. Неделю назад, днем, сидит он в кресле у клумбы, воздухом дышит. Тут случись весенняя гроза, знаешь, как бывает, неожиданно, в течение минуты. И на глазах у всего персонала – молния в темечко! Его в реанимацию и, как ты правильно предполагаешь, Андрюша, он очнулся. Вот тебе вторая загадка. Обследовали – удивлению предела нет, реакция у него раз в пять быстрее, чем у нормального среднего человека, а давление и пульс ни при каких условиях не изменяются. Ну а что он говорит, просто диву даешься. Вижу, заинтриговало, – одобрительно констатировал доктор. – Мне не раз с удивительными случаями столкнуться приходилось. Даже раз было, после контузии, конюх из-под Рязани на двух языках заговорил. Но чтобы никак на внешние воздействия не реагировал – такого не припомню.
– Ну, а я то тут причем? – спросил генерал.
– Да вот сомнения у меня, Андрей, – несколько успокоившись, пояснил Николай Иванович, – отправил все документы в Москву, а оттуда приказ препроводить данного товарища в четвертую нейрохирургию. А для меня не секрет, там спецы по лоботомиям и трепанациям. Ты поговори с ним как-нибудь пожалостливее, – попросил доктор.
– Да давай, если нужно, – удивленно согласился военный.
– Вот и чудненько, – засуетился врач, приоткрыв дверь, распорядился, – Сидорова из шестой пригласите, будьте так добры.
Ежик, фыркнув, поднял мордочку и принюхиваясь посмотрел своими глазками-бусинками прямо в лицо стоявшему перед ним молодому парню.
Широкоплечий, в больничной пижаме, тот удивленно уставился на наглое животное, помешавшее прогулке.
– Вот, на создавал хозяин чудес различных, – серьезно произнес он. И, сделав шаг в сторону, тем же тоном добавил: – Прошу!
Ежик засеменил по дорожке, а парень еще долго провожал его взглядом. Подошедший пожилой санитар, остановившись неподалеку, заискивающим покашливанием попытался обратить на себя внимание молодого человека.
– Петр Николаевич. Вас главврач к себе зовут.
– Хорошо, Михеич, сейчас приду, – серьезно ответил парень и не спеша направился в сторону административного корпуса.
Без стука войдя в кабинет, проследовал в центр комнаты. Встав напротив врача, молча застыл.
Николай Иванович чуть взволнованно представил парня генералу. Молодой человек равнодушно повернулся в его сторону и медленно пожал протянутую руку, при этом пристально посмотрел в глаза военного, почему-то вызвав у него смущение и беспокойство.
– Сынок, мы тут твое личное дело почитали, вот решаем, как помочь. Родственников, полагаю, у тебя нет – детдомовский. Вот, может, жилищную проблему улучшить, как думаешь?
Парень, обернувшись к внимательно наблюдающему врачу, спросил:
– Так, понимаю, Вы не удосужились объяснить, кто я и зачем сюда прибыл.
– Да вот, голубчик, неудобно мне как-то. Вы уж, если можно, сами, – попросил врач.
Молодой человек без тени смущения обратился к генералу: – Цель создания материального мира – перевод энтропии в энергию духовного свойства. Единственная форма, способная сделать подобное, – это человек.
– Погоди, сынок, что-то никак не пойму, о чем ты, – озабоченно прервал монолог военный, – Николай Иваныч, ты мне объясни.
Доктор, будто не услышав вопрос, спросил замолчавшего парня:
– В таком случае, что является первопричиной всего?
Не задумываясь, молодой человек пояснил:
– Вседержитель – единое многообразие, все во всем. Материальной формы в определении не имеет. – Тогда как была создана земля? – заинтересовался врач.
– Часть божественной энергии сознательно погружается в хаос, создавая первичный порядок.
– Хорошо, это, допустим, понятно, – возбужденно жестикулируя, заходил по комнате доктор, – Ну тогда откуда взялось зло?
– Замысел создания материального мира послужил причиной разрыва единой Божественной силы на противоположности. И мир был воздвигнут в момент разделения на созидательное движение и застывшее совершенство.
Очень тихо с дивана донеслось:
– И что же было такого страшного в замысле, что заставило разделиться?
Парень, монотонно выговаривая, произнес:
– Настолько могуществен создатель, что даже однажды сконцентрированная, мыслеформа начинает существовать самостоятельно.
