Воинские уставы Московского государства
Первыми уставами, посвященными организации если не регулярного, то правильно устроенного войска, были, как известно, «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки» (1607) и «Ученье и хитрость ратного строения пехотных людей» (1647)[1]. Несмотря на то, что в целом они представляли собой переводные сочинения, в них уже содержатся указания переводчиков и составителей на цель и смысл воинской службы, опосредованно предъявляющие требования к морально-боевым качествам воинских людей.
Первые же статьи «Устава ратных, пушечных и других дел» посвящены описанию качеств командующих войсками. Обратим внимание, какое значение устав придавал личностным качествам. Так, о большом воеводе устав пишет, что на высшую должность подобает назначать «много испытнаго и в воинстве искуснаго мужа, который бы был ни стар, ни млад, ни злосерд; но тих, кроток, смирен, податлив и всегда во всех мерах остерегателен; вовремя добрым и разумным промыслом, и вовремя домыслом и лукавством, а показатися б ему ко всяким людем доброхотанием, желанием и хвалою другу и недругу» [167, с. 58]. Сегодня покажется удивительным, что полководцу требовалось быть приятным, скромным и сговорчивым, но нельзя забывать, что это было самое начало XVII столетия – века, когда центральная власть в Европе слишком сильно зависела от своих могущественных вассалов, чтобы разговаривать с ними повелительно. Главнокомандующему необходимо было уметь убеждать и располагать подчиненных к исполнению его приказов.
Надо сказать, что указанные качества привлекательны и в современном главнокомандующем, особенно организующем совместные или коалиционные операции. Для него умение добиваться взаимного согласия от представителей разных ведомств или государств неизмеримо важнее собственно полководческих достоинств. Блестящим примером таких дарований может служить А. В. Суворов, всячески смирявший в общении с австрийцами свой неистовый темперамент при организации операций антифранцузской коалиции во время Итальянского и Швейцарского походов. Из более близкого нам времени можно отметить Д. Эйзенхауэра и Н. Шварцкопфа.
От представителей высшей аристократии, вроде Великого Конде, Евгения Савойского или Мальборо, можно было требовать истинно воинских качеств. Фельдмаршалом, по уставу, следовало назначать «мужа храбра, сердцем смелаго, достаточнаго и избыточнаго, дальнаго разума и правдиваго, и в воинстве искуснаго» [167, с. 59]. И это понятно и обосновано: фельдмаршалу предстояло водить войска на полях сражений, под ядрами и пулями.
На должность большого окольничего, ведавшего снабжением, обеспечением войска и квартирмейстерской частью, устав рекомендовал подыскивать «многоразумнаго, испытаннаго и доброискуснаго мужа, который был бы честен и рассуден» [167, с. 61]. Чего же еще требовать от штабного работника и сегодня!
Можно заметить, что от людей, занимавших высшие командные должности, требовались, помимо воинской опытности, высокоразвитый интеллект, честность и умение вызывать к себе доверие подчиненных. Этим качествам командиров и начальников, к сожалению, не находится места на страницах современных отечественных уставов.
В «Уставе ратных, пушечных и других дел», предваряя изложение «указов», касающихся собственно организации службы, составитель, пространно рассуждая о том, что все люди от рождения различаются по степени призвания к воинским трудам, что допускает и оправдывает применение начальниками мер принуждения, тем не менее, определенно указывает, что и начальники и подчиненные объединяются в общей работе «не ради иннаго, точию да потщаться победити врагов и супостатов своих, и в том полагают свою славу» [167, с. 5]. Здесь звучат системообразующие для воинского институционального дискурса концепты героического пафоса «победа» и «слава», которые все реже можно встретить в практическом дискурсе современных военнослужащих. Например, автору этих строк за пять лет преподавания в Военно-морской академии