Доминика
Я поправляю неудобный топ и одергиваю до жути короткую юбку.
Мы здесь все так одеты, нас шестеро, и мы — массовка для вечернего мероприятия.
Сегодня в ночном клубе «Летучий голландец» разыгрывается автомобиль — белый
внедорожник «Форд». Красивый, мне нравятся внедорожники, они большие и
надежные, как будто уверенные в своем превосходстве. И мужчины мне такие
нравятся, точнее, один мужчина…
Я
поворачиваю голову, и мне кажется, что подо мной исчезает пол, а сама я зависаю
в воздухе — прямо на меня смотрит Тимур. Легкие как закупоривает, не могу ни
вдохнуть, ни выдохнуть, а Тимур не сводит с меня глаз. Похоже, он меня узнал, и
я холодею от ужаса. Уголок его губ приподнимается, он окидывает меня
оценивающим взглядом — с ног до головы, будто на рынке приценивается, и…
отворачивается.
Пол
снова оказывается под ногами, только качает сильно. Я продолжаю смотреть на
Тимура, но он уже потерял ко мне всякий интерес — конечно, я всего лишь одна из
шести девушек, полукругом стоящих возле автомобиля. Девчонки улыбаются и
подмигивают посетителям клуба, а я стою как столб — я не умею, как они, так
призывно улыбаться и подмигивать.
— Талер,
привет! — кричит Тимуру подвыпивший бородач и машет рукой с бокалом. — Ты что,
«Майбах» купил?
Тим
неохотно кивает и отворачивается, а потом снова смотрит на меня. Мне неуютно
под его взглядом, что-то там мелькает совсем нехорошее. Дожидаюсь, пока его
вниманием завладевает какой-то мужчина, и сбегаю вниз. Мне нужно выпить воды и
успокоиться, а то сердце сейчас разорвется.
— Ты
куда? — кричит вслед Злата, она у нас за старшую.
— Пить
хочу.
Навстречу
по коридору идут двое, в них я узнаю спутников Саркиса, которые ужинали вчера с
ним в «Мансарде». При виде меня они останавливаются, и мне очень не нравится
выражение их лиц.
— Что,
детка, сегодня мы с тобой познакомимся поближе? — говорит один, делая ко мне
шаг.
— Не
быкуй, Тигран, аукциона еще не было, — недовольно одергивает его второй, они
окидывают меня жадными взглядами и идут дальше.
Я пью
воду из кулера в комнате, где мы переодеваемся, немного прихожу в себя и
возвращаюсь назад. Автомобиль стоит на невысоких подмостках, которые здесь
играют роль сцены. Занимаю свое место возле Златы и старательно тяну губы в
улыбке. Время идет очень медленно, мне кажется, прошло не меньше часа.
Наконец
ведущий объявляет аукцион. Вокруг сцены собирается толпа, а я раздумываю —
почему аукцион? Автомобиль разыгрывается, а не продается.
— Лот
номер один, — объявляет ведущий, — первоначальная цена тысяча долларов, шаг
пятьсот долларов.
Почему-то
все смотрят на меня, я вижу, как мимо идет Тимур и тоже на меня смотрит. Сердце
снова начинает отбивать бешеный ритм, внутри появляется неприятный холодок.
— Злата,
— спрашиваю, — а что продают на аукционе? Автомобиль?
Она
мерит меня снисходительным взглядом и фыркает:
— Ты
откуда свалилась, Вероника? На бейдж свой посмотри. Тебя продают, ты же целка?
Я вижу
на бейджике единицу и киваю, проваливаясь в бездонную пропасть, а сама
переспрашиваю:
— Как
это продают?
—
Обычно, — Злата лениво указывает подбородком на азартно выкрикивающих суммы
участников аукциона, — вон уже до десятки дошли. За пятнашку уйдешь, мама не
горюй! Эй, ты куда?
— В
туалет, я сейчас вернусь, — говорю на автомате и выбегаю в коридор.
— Назад,
— мне дорогу преграждают два шкафа-охранника.
— Саркис
Ваграмович! — вижу знакомое лицо и еле сдерживаюсь, чтобы не закричать. Нельзя.
Иначе мне конец. — Почему меня не пускают в туалет?
—
Пропустите, — командует недовольно, подходя ближе, и уже ласково мне: — Ты
сегодня просто сногсшибательная, Вероника. Давай быстрее, не заставляй гостей
ждать.
Часом позже
Тимур
— Девку в расход! — командует Упырь, а я отворачиваюсь, чтобы ее не
видеть.
У меня железное правило — не вмешиваться в дела моей «расстрельной»
команды. Они отлично выполняют работу, за которую я отваливаю немерено денег.
Но у нас уговор — я к ним не лезу. Потому и живой до сих пор.
Девке не повезло, она оказалась случайным свидетелем того, как удачно
мои люди перехватили партию стволов и завалили курьера. Куда ж ее теперь? Прав
Упырь, вот только…
— Талер, отдай ее нам, — просит Черный, подходя к девке, а меня вдруг
прошибает от того, как он на нее смотрит.
Нет, от того, как смотрит на него она.
Не с ужасом, не с мольбой, а с удивлением. Странная девка, смелая.
Или, скорее, борзая.
Ее нельзя оставлять, Упырь правду говорит, хотя…
Окидываю взглядом с ног до головы. Она в короткой юбочке, лишь
прикрывающей белый треугольник трусиков, и в коротком топе, который некрасиво
расплющивает грудь. Вдруг захотелось увидеть, какая же она, эта грудь, если
снять нахер тот блядский топ и выпустить ее на волю?
На секунду мелькнуло, как она колышется у меня перед глазами, а следом
откликается в штанах мой член. Я представляю, как девушка ловит его губами,
пока я пристраиваю его между ее круглыми полушариями с темными, крупными
сосками, и моя фантазия тут же болезненно отдается в паху.
Сука, где она взялась? С таким невинным и одновременно блядским
выражением лица? Как будто она меня насквозь видит и мысли читает. А ведь
читает! Длинные ресницы вздрагивают, пухлые губки шевелятся, заставляя
шевелиться мой уже твердый как камень член. И где Саркис только таких находит?
— Идем со мной, детка, — Черный протягивает к ней свои липкие руки,
которые я мысленно с наслаждением отрываю.
И с таким же наслаждением мысленно погружаюсь членом в ее рот, теплый,
влажный, пока она вот так же удивленно смотрит на меня, приоткрыв его, будто
сказать что-то хочет.
Удивляйся, сладкая! Черный со стоном корчится, получив под ребро, а я
смотрю на девушку. Руками прикрывается, стесняется… Уссаться можно! Саркисова
девка — стесняется!
— Вы меня убьете? — смотрит прямо в глаза. Поиграть с ней, что ли…
— Не знаю, — закидываю ногу за ногу, при этом мучительно хочется
поправить член. А еще больше хочется, чтобы это сделала она. Ртом. — Я еще не
решил.
Упырь прав, лишние глаза ни к чему, не повезло тебе, сладкая, что ты все
видела. А сладкая вдруг хлопает глазищами и подходит ко мне ближе.
— Не надо, Тимур, — сука, откуда имя мое знает? — пожалуйста. Я
отблагодарю.
Я смотрю в ее глаза. Блестят. Соблазняют. Кладут на лопатки. Мгновенно
поднимаюсь, оказываюсь напротив, и она вздрагивает.
— Вышли все. Я сказал, нахер пошли!
Толкаю ее к стене, одновременно развожу ногой колени. Смотрит, не
мигая. Странная. Непохожая на других эскортниц.
Облизывает припухшие губы, и я вдруг улавливаю отчетливый запах ванили,
сладкий, кремовый. И дурею. От кого, Талер, очнись, это же эскорт! Остановите
самолет, я выйду…
